Обратный перевод

Теперь всякий знающий роман Тургенева «Отцы и дети» ясно увидит, что отражение нигилизма в этом романе находится в глубоком родстве с тем состоянием, в каком этот нигилизм мыслится в повествовании Гуцкова:

1) тургеневский «нигилизм» точно так уже мало помнит свою историю, ее первоначальную фазу;

2) все девять смыслов «нигилизма» несомненно наличествуют и в романе Тургенева.

Правда, эти девять смыслов в своем внутреннем соотношении пере-структурированы, и, главное, идея «нигилизма» как материалистически-естественнонаучного мировоззрения определилась и вышла на первый план, — остальное же все сохранено: нигилизм как самополагание; нигилизм как поведение; нигилизм как мировоззрение.

Есть и другая отличная от немецкого состояния нигилизма черта — по-тургеневски понятый «нигилизм» проявляет колоссальную волю к тому, чтобы полностью и до конца забыть свою историю. Естественно, Тургенев не собирался вводить кого-то в заблуждение, когда утверждал, что «выпустил* слово «нигилизм*[24]. Это и была, и есть чистая правда, поскольку Тургеневу удалось «выпустить* это слово так, что его предыстория была тотчас же забыта — забыта всеми, начиная с самого писателя, и забыта на долгие десятилетия. До сих пор восстановление истории слова «нигилизм* представляет для всех значительные затруднения (которые если и преодолены, то лишь в самой первичной стадии). Это — самое настоящее, подлинное (и почти беспримерное) деяние поэта, и это значит для нас лишь двоякое:

1) роман Тургенева — одно из самых заметных и центральных событий в истории «нигилизма»;

2) поэтический мир и поэтика романа Тургенева таковы, что они оказались способными «переродить* — или заново произвести на свет «нигилизм*.

Последнее — не подлежащий сомнению факт, чему вовсе не противоречит то обстоятельство, что поэтика романа «Отцы и дети* — отнюдь не броская (скорее, до крайности экономная) и что роман в глазах очень и очень многих утратил к нашему времени какую-либо привлекательность и давно исчерпал себя. Против этого невозможны возражения, и даже будь последнее вполне доказано, это ничуть не противоречит выпавшему на долю Тургенева творческому чуду, столь же несомненно имевшему место.

П. Тиргену удалось убедительно показать, что Тургенев, создавая образ Базарова, «переносит в Россию определенный образ мыслей, который уже сформировался в дискуссиях вокруг Молодой Германии и Людвига Бюхнера* — «Новое в романе “Отцы и дети” более заключается в том, что материалисты сами называют себя “нигилистами” и воспринимают эту самохарактеристику как похвальное и почетное звание*[25]. Время «повального* позитивного переосмысления «нигилизма* началось после издания романа Тургенева, — первым тут должен быть назван А. И. Герцен, однако примеры этого встречались уже и раньше. И все же настоящее достижение Тургенева — в беспрецедентном ново-полагании им слова «нигилизм».

Отсюда начинается новая история — история русского нигилизма в России и на Западе[26].

Раздел IV Из предисловий и рецензий

Послушный стечению обстоятельств

Берлинский Дойчес театер — наследник большой традиции. О прочности традиции первым свидетельствует совершенное мастерство артистов, играющих два вечера подряд драматическую поэму Шиллера «Валленштейн». Составляющие поэму три пьесы в свое время, первоначально, не были поставлены сразу как цикл, а ставились отдельно — и одноактный «Лагерь Валленштейна», и пятиактные драмы — «Пикколомини» (правильнее было бы переводить — «Два Пикколомини» или «Отец и сын Пикколомини») и «Смерть Валленштейна». Первым их ставил театр того маленького немецкого городка Веймара, который в конце XVIII века, при Гёте, Шиллере, Гердере и Виланде, стал большим культурным центром — родиной немецкого классического стиля в поэзии. К открытию перестроенного веймарского театра Шиллер написал «Пролог», который был прочитан перед первым спектаклем «Лагеря Валленштейна» в октябре 1798 года (открытие совершалось своеобразно — сначала зрители посмотрели пьесу модного драматурга Коцебу «Корсиканцы», после чего наступил черед шиллеровского «Пролога» на открытие театра, а после этого и черед «Лагеря Валленштейна» — вступления ко всей драматической поэме). Этот «Пролог» с риторическим совершенством его плавных и стройных стихов многозначительно сохранен в спектакле Дойчес театер. Его читал Эберхард Эше, исполнитель роли Валленштейна.

Эберхард Эше — истинный мастер театральной декламации; полностью отрешенные от своего конкретного предназначения прекрасные театральные стихи Фридриха Шиллера звучали в его исполнении вдохновенно-заманчиво:

Игра личин— серьезной и веселой, —

К которой вы с изменчивой душой Столь часто слух и взор свой преклоняли,

В старинный зал опять нас привела,

Но видите, как он помолодел,

В храм радости искусством превращенный!..

Теперь, на величавом склоне века,

Когда вся жизнь поэзии полна…

Да устремится ввысь искусство сцены,