Обратный счет. Книга третья из серии «Сказки мегаполиса»

Надя метнула на него смятенный взгляд. Он, кажется, усмехнулся.

– Какого вы мнения о Наталье Сидякиной? Хорошая она женщина? Мне

ведь вас как мудрого советчика рекомендовали. Так посоветуйте. И возраст у

Натальи подходящий, не старая. Она на восемь лет меня моложе. Правда,

Аллочка была меня моложе на десять.

Надежда, застыв, смотрела в окно. Не могла вспомнить, когда в

последний раз попадала в такую мерзкую ситуацию. И что делала, когда

попадала.

– Я пошутил! – захохотал Лапин. – Я смотрю, вы так серьезно мой вопрос

восприняли, лоб наморщили. Не надо, не напрягайтесь. Разве я стал бы

присматривать себе партию здесь?

Щеки у Надежды вспыхнули пунцовым пламенем. Ей захотелось его

ударить. Схватить со стола папку с документами и как следует, от души,

шарахнуть по лысой башке. Или наотмашь по морде – сытой, наглой,

зажравшейся морде циничного негодяя.

Она сжала покрепче кулачки, заставила себя успокоиться и проговорила:

– Вам вообще не следует жениться, Иван Викторович. Вы ведь этот фарс

с подставной невестой затеяли лишь для того, чтобы раненое самолюбие

прикрыть. Странно только, что так в роль вошли. Но раз вы у меня совет

попросили, то извольте. Продолжайте жить так, как жили до сих пор. Если вам

жена столько лет не была нужна, значит не понадобится и в будущем. Но если

решитесь все же, то вот вам еще замечание, напоследок: совершенно не важно,

где вы себе присмотрите вариант – здесь или где-нибудь в более подходящих

для вас кругах. Здесь, возможно, даже предпочтительнее. И из Наташи

Сидякиной жена получится ничуть не хуже, чем из какой-нибудь топ-модели, за

большие бабки рекламирующей кружевное белье.

На скулах у Лапина заходили желваки, взгляд сделался злым и тяжелым.

Но сам напросился. Разве не так?

Он пошарил в кармане брюк и вытащил бумажник. Отсчитал несколько

купюр и стукнул ими по столу.

– Ваш гонорар. В расчете.

Надежда сидела очень прямо, зажав большим и указательным пальцами

кончик носа, чтобы не разреветься.

– Кстати, – перед тем, как покинуть место побоища задал еще один

вопрос Лапин, – а ваш муж, госпожа Киреева, как относится к тому, что вы

отплясываете краковяк с посторонними мужчинами, и те на виду у всех лапают

вас за бока?

Лапин с силой толкнул дверь и, не потрудившись ее закрыть за собой,

зашагал в сторону своего кабинета. Он слышал, как створка хрястнула о косяк и

заскрипела, медленно закрываясь. Плевать. Как он ее ненавидел! Как он

ненавидел эту псевдоневесту, полномочия которой давно истекли.

Войдя в кабинет, он яростно выплюнул ругательство и с силой врезал

кулаком по стенной панели. Бешенство не покидало.

Когда в воскресенье она забралась в его машину и как ни в чем не

бывало засияла улыбкой, он захотел схватить ее за руку и сжать. Сжать сильно,

чтобы она закричала и принялась вырываться, а он бы все сжимал и сжимал,

оставляя на белой коже страшные кровоподтеки.

Неужели эта стареющая русалка надеялась, что он не заметит, как в

ресторане она умело его обрабатывала, пустив в ход весь арсенал

многоопытной женщины, как разжигала интерес, как пробуждала тягу, как

заставляла бешено пульсировать кровь?

Он не семнадцатилетний сопляк, которому невдомек, что с ним пытается

сделать и уже делает молоденькая городская ведьмочка, которая только

нащупывает свои силы, но уже жаждет всласть насосаться покорной

зависимостью жертвы.

Нет, он не сопляк, и ему показались смешными все ее потуги. Наверно,

поэтому он не заметил, как увлекся. Его лишь позабавили всплески

собственных эмоций, и он, самоуверенный кретин, прозевал тот момент, когда

следовало делать ноги, хоть бы и ставя свадебный водевиль под угрозу

провала.

Проснувшись на следующее утро, он поймал себя на чувстве радостной

нервозности и трезво его проанализировал. Он понял, что все-таки укушен. И

тогда он совершил очередную глупость в череде последних многих. Он решил

встретиться с ней, чтобы убедиться, что это глюк, что вовсе он не заразился,

что до сих пор свободен. Встретиться, чтобы развеять наваждение, успокоиться

и выбросить этот эпизод из головы. И уволить ее, к едрене фене, наконец.

Но в тот день она была совсем другой. Как сестра. Или как соседка по

парте в пятом классе, когда гормоны еще не начали свою подлую пляску и с

девчонками можно было просто дружить. И он опять повелся. А она тем

временем еще глубже вонзила свои острые ядовитые зубки. Мерзавка. И

Ваську уволю.

И эти фазаны вислоухие на нее пялились сегодня и слюни пузырем

пускали, когда она с концертом выступала. Пение, пляски, а что на десерт?

Лапину не хотелось идти вниз, где продолжался банкет и плескалось

веселье, но он вспомнил, что Киреева сидит где-то рядом на этаже, и ему стало

противно.

Он вышел в приемную, поднял трубку местного телефона, набрал номер,

сверяясь со списком, висящим над Ираидиным столом, и сухо произнес:

– Идите домой. Или ступайте на этот ваш корпоратив. Не сидите здесь.

И бросил трубку.

«И вправду, чего мне тут больше делать?» – отстраненно подумала

Надежда, тихо вешая свою.

Она достала из принтера чистый лист бумаги и написала заявление об

уходе. Недавно совсем она собиралась шить себе новую форму. Генеральный