В схеме, к которой Денисов успел привыкнуть, появилось новое лицо. Надо было решить: принимать его во внимание или отбросить.
Денисов спросил:
— Когда вы увидели Кладовщикову в парикмахерской… У нее на лице был синяк?
Вайдис покачал головой.
— Не было.
— Он появился потом? В вагоне?
— Она сказала, что стукнулась о полку.
Несколько минут Денисов сидел молча. Неожиданная мысль пришла ему в голову.
«Из всех обитателей почтового вагона только один человек мог оказаться вчера в послеобеденное время в Ржакове, у дома Косова, — подумал он. — Этот человек — Вайдис. Если бы не опоздание почтово-багажного поезда, Косов был бы к тому времени тоже дома…»
В углу затрещал телефон прямой связи.
«…Но что за счеты могли быть у экономиста Клайпедского порта со связистом — помощником начальника почтового вагона из Ржакова?!»
Он взял трубку. Звонил Сабодаш.
— Слушаю, Денисов.
— …Надо изъять в вагоне личные вещи пострадавшего, — сказал Антон. — Сейчас позвонили. Жена Косова выехала из Ржакова, едет сюда. Тебе слышно? Чего молчишь?
— Слышу. — Он все еще думал о Вайдисе. — Надо, чтобы кто-то помог из почтовиков! Тот, кто знает вещи!
— С тобой будет Ольшонок, И дежурный по отделению Кубасов. Он уже там!
Площадка отделения перевозки почты была временной, скученной; щитовой забор отделял ее от полотна главных путей и дежурки отдела внутренних дел.
По другую сторону вокзала уже несколько месяцев высились современные, из стекла и металла стены — только что выстроенный прирельсовый железнодорожный почтамт. Однако связисты, казалось, не спешили переезжать на новое место — здесь все было знакомым, приспособленным, выверенным.
По два почтовых работника у каждого вагона — один вверху, в кладовой, у раскрытой погрузочной двери, второй — под навесом, внизу, рядом с транспортером и почтовым контейнером, размеренно касались руками пакетов и посылочных ящиков; опускаясь из вагонов, почта размеренно перекочевывала из кладовых в контейнеры.
Морозный пар таял у неярких светильников под навесом.
Денисов, за ним Ольшонок поднялись в вагон, прошли в сортировочный зал. Здесь их уже ждали — Ниязов, охранявший место происшествия, и дежурный по отделению почты. Кубасов отдыхал, полулежа на двух винтовых табуретах и оперевшись о стол.
— Давление вроде упало, — сообщил он. — Не чувствуете?
— Нет пока.
— Это хорошо… Все вещи Косова будете изымать?
— Все. Составим протокол и передадим родственникам. — Денисов открыл дверь в малый коридор, показал начальнику вагона на шкафы. — Откройте, пожалуйста.
По-медвежьи ступая, Ольшонок подошел ближе.
— Косова вещи в среднем ящике, — сказал он.
Дверца шкафа заперта не была — Ольшонок достал с полки продавленный чемодан, передал Денисову, потом ворохом, не разбирая, молча, вместе с вешалками снял с крючков вещи — костюм, сорочку, пальто.
— Это то, в чем он поехал бы домой, а рабочую одежду оставил бы на складе в чемодане.
Они переместились в купе для отдыха, где начальник вагона достал еще из рундука хозяйственную сумку и сетку. Из тамбура к вещам прибавились продукты: колбаса, дыни, несколько банок лосося и сайры, лежавшие в холодильнике, какие-то еще свертки.
— Здесь и от нас, — сказал Ольшонок. — На поминки.
— Все? — спросил Кубасов.
— Все. К остальному он отношения не имеет.
— А телевизор?
— И к телевизору. Мы без него покупали.
Когда Денисов заканчивал писать протокол, хлопнула дверь. В большом коридоре показался милиционер.
— Товарищ лейтенант, — обратился он к Денисову, — дежурный послал… Там приехали родственники убитого!
Из возможных вариантов — «пострадавшего», «потерпевшего», «умершего» — он воспользовался леденящим — «убитого».
Денисов заметил: Ольшонок нервно зевнул.
— Сейчас идем.
Подписав протокол, они вышли из вагона. Денисов, Ольшонок и милиционер, обгоняя двигавшиеся черепашьим шаром вереницы тележек, электрокары, машины с утренними газетами, быстро направились к отделу внутренних дел.
У въездных ворот им встретился еще один посыльный Сабодаша, который сказал Денисову только одно слово:
— Ждут!
На стоянке служебного автотранспорта Денисов уже видел аккуратный микроавтобус с областным номером, видимо, тот самый, в котором Косов с семьей приезжал на вокзал, собираясь в поездку. В автобусе негромко играл магнитофон, шофер в надвинутой на лоб ондатровой шапке в такт музыке постукивал рукой по рулю.
Поручив Ольшонка Антону, Денисов вошел в комнату помощника дежурного, поставил чемодан и сумки на стол. Помощника на месте не было, сбоку, у стола, сидели две похожие чем-то друг на друга женщины. Обе тотчас узнали вещи, не сводили с них глаз. Женщина постарше отвела слезу тыльной стороной ладони.
— Я — жена, — Грубовниковой на вид было не больше тридцати пяти: светлые глаза, сизоватая, словно продубевшая, на скулах кожа. Она показала головой на сидевшую рядом: — Это родная сестра.
Вторая женщина — с выбеленной челкой — сидела молча, глаза ее были устремлены в одну точку, в низ стены, в нескольких сантиметрах от пола.