Образ Беатриче

Как вверху, так и внизу; как в Нем, так и в нас. Клубок утверждений и отрицаний в каждом из нас должен соответствовать какой-то модели, и это справедливо для всех, когда-либо живших на земле. Большинство христианских святых предпочитали отрицание. И в самом деле, отрицания едва ли удастся избежать в любой религии, да и в мирской жизни тоже. Характерные человеческие свойства — измену, глупость, несчастья, старость и смерть трудно представить без отрицания. В религии же, больше чем в повседневной жизни, требуется дисциплина души, и тут без отрицания никак не обойтись. Уважительное отношение к аскетической жизни, и даже формальное предпочтение одного блага (такого как девственность) другому благу (например, браку) дают прекрасный пример отрицания с элементами принуждения. С другой стороны, такие великие учения, как Воскресение Тела и Жизнь Вечная, являют пример утверждения; оно видится в каждом акте милосердия, даже просто в любезности по отношению к другим, даже в снисходительности к себе. Человек, уравнявший себя с другими и других с собой, утверждает множественность образов. Без сомнения, эти доктрины, будь они метафизическими или моральными, применимы и по отношению к Богу. Но также несомненно, что хотя каждый человек будет понимать их по-своему, суть их от этого не изменится. Встав на Путь Утверждения, возможно, мы столкнемся с какими-то отклонениями, но все равно мы должны верить, что даже сложенные вместе отрицания не повлияют на само Утверждение.

Самое яркое выражение Пути Утверждения в европейской литературе содержит творчество Данте Алигьери. Там факты реальной жизни переводятся в реальность поэзии; они все сливаются в то, что

Свидетельствует больше, чем о грезах,
И вырастает в подлинное нечто;
Хоть это все и странно, и чудесно[5]

.

Главное качество «Комедии»[6] — ее «постоянство», как в смысле долговечности, так и в смысле последовательности, а важнейшая сущность этого постоянства — поэзия, которую, конечно же, не следует путать с религией. Мы не знаем, следовал ли сам Данте Пути, определенному им, и это не наше дело. Мы не знаем, был ли он «мистиком», и это тоже не наше дело. Смысл по-настоящему великого поэта в том, что он отсылает нас не к индивидуальному опыту, а к общечеловеческому; он ведет нас от общего к частному, которое на поверку оказывается куда более общим, чем представлялось поначалу. Мы можем сказать о Данте только то, что у него достало гениальности представить Путь Утверждения так, что он стал Путем Образов. Если человеку близки определенные образы, в них он и должен работать, именно в них, а не в других. Дантовский Путь начинается с трех вещей: самого опыта, среды этого опыта и средств понимания и выражения этого опыта; иначе говоря, это — женщина, город[7], поэзия; можно сказать и более конкретно — Беатриче, Флоренция и Вергилий. Эти образы никогда не разделяются, даже в начале; к концу они и вовсе сливаются и становятся одним большим сложным образом, которым выражается Богочеловек.

Данте выбирает для себя именно эти образы, но, разумеется, это не единственный выбор, не единственный метод Пути. В английской литературе ближе всего к дантовскому Пути стоит «Прелюдия» Вордсворта и другие его стихи. «Прелюдия» начинается также с утверждения образов, но на этот раз с «фонтанов, лугов, холмов и рощ». Если бы талант Вордсворта был равен дантовскому, мы бы имели анализ и запись Пути Утверждения, вполне сопоставимые с итальянскими. Но этого не случилось. Вордсворт собирался говорить о «тайниках человеческой силы», но так и не собрался. И все же само название поэмы напоминает нам, что он ставил перед собой не меньшую задачу; он действительно хотел прийти к пониманию в поэзии «двух великих целей — свободы и силы». Вергилий говорит Данте:

Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать ее вольна.

Вот то, что Беатриче называет

Свободной волей...

(Чистилище. XVIII, 70–74)

«Эта сила, эта благородная добродетель (есть) свобода воли, свобода воображенья», говорит Вордсворт. Он скорее напомнил нам о Пути, чем определил его для нас. Но он напомнил нам также о значении воображения, способного понимать образы, реальные или поэтические.

Я слишком рано в жизни испытал
И слишком живо чувствовал всегда
Той силы посещенья, что зовется
Воображеньем[8]

.

и опять:

Духовной сей любви всегда идти
С воображеньем рядом, ведь оно
Есть сила абсолютная и дар
Пророческий, размах души и разум,
Способный возноситься над землей[9]

.

и опять: