Образ, бережно хранимый: Жизнь Пушкина в памяти поколений

Эти автопортреты Пушкина нарисованы в разные годы — с 1820 по 1836. Они разбросаны по листам рукописей «Кавказского пленника», «Евгения Онегина», «Бахчисарайского фонтана», «Домика в Коломне», в подготовительных вариантах статьи «О поэзии классической», на страницах черновиков писем, поэтических посланий, а также в «Ушаковском альбоме». Есть в этих набросках-самонаблюдениях, по верному замечанию А. Эфроса, «непосредственность и близость, которая не вызывает сомнений и свидетельствует каждой своей подробностью, что именно так он выглядел, или так обряжал себя, или таким хотел себя видеть. На автопортретах лежит горячность повседневности, живого прикосновения к большим и малым фазам пушкинской судьбы» (Эфрос А. М. Автопортреты Пушкина.— М., 1945.— С. 40).

 Как и этюд маслом, в прошлом веке и до середины нынешнего оставались малоизвестными тропининский набросок углем на картоне (созданный тоже в ходе работы над портретом поэта) (см. портрет кисти И. Л. Линева — последний прижизненный.) Этот портрет был описан еще в 1890 году С. Либровичем в библиографически редкой теперь книге «Пушкин в портретах», где замечалось, что, остававшийся более полувека неизвестным, портрет интересен тем, что поэт на нем представлен совершенно натурально, без прикрас. «Невольно является предположение,— заключал С. Либрович,— что это едва ли не единственный портрет Пушкина, внушающий полнейшее доверие сходства, полнейшее убеждение, что таким был в действительности Пушкин»[269]. История открытия портрета и поиска мало-мальских сведений о его создателе, непрофессиональном живописце, напоминает распутывание сложной, загадочной истории и по сей день таит немало неясностей[270]. Широкой публике это пушкинское изображение стало доступно сравнительно недавно и, несомненно, скорректировало представление о «каноническом» его облике, утвержденное прижизненными портретами.

Давно признанные классическими творения О. Кипренского, В. Тропинина, Н. Уткина, В. Соколова задали определенную тональность последующим интерпретациям облика поэта. Портреты золотого фонда изобразительной пушкинианы — безмерная ценность, что не подвергается сомнению. И все же, как верно заметил в свое время И. Грабарь, их создатели, «...преследуя главным образом формальные задачи... не слишком углублялись в психологию модели, предпочитая ей блеск, мастерство, виртуозность кисти...»[271]. Уже в нашем веке были осознаны новые требования к отражению сложной творческой натуры поэта. Но как было преодолеть дефицит сведений, как восполнить пробел, усугублявшийся тем, что фактически большая часть прижизненных портретов относится к последнему десятилетию жизни Пушкина...

Но вот произошло неожиданное открытие. В рукописях, на полях черновиков были обнаружены пушкинские автопортреты. Их оказалось множество. Почему открытие, какое открытие? — быть может, возразят нам. Рукописи поэта описывались еще в прошлом веке, тогда же, еще на выставках 1880 года, в ходе празднования юбилея 1899 и позже они выставлялись для всеобщего обозрения. И все-таки истинное открытие автопортретов произошло не так давно, в последние три десятилетия.

Ведь главное — не просто знать о существовании тех или иных свидетельств о поэте, но уметь их правильно оценивать, видеть в них богатство, позволяющее безмерно расширить представления о Пушкине. Наши предки не понимали истинного значения автоизображений. В описаниях прошлого века, в упоминаниях об уникальных рисунках их называли «карикатурами поэта на самого себя».

О таланте Пушкина-рисовальщика широкой читательской аудитории стало известно примерно во второй половине нынешнего столетия. В последние десятилетия из узкоспециальных работ рисунки поэта переходят на газетные полосы, публикуются в журналах, воспроизводятся на телеэкране, на страницах популярных книг, массовых изданий. (Автопортрет из черновика к «Евгению Онегину» конца 1823 года печатается на первой полосе «Литературной газеты».) Графикой поэта занялись искусствоведы, пушкинисты. К издававшимся в прошлом малыми тиражами и ставшим библиографическими редкостями трудам «Рисунки поэта» А. М. Эфроса[272] прибавились вышедшая тремя тиражами книга известного пушкиниста Т. Г. Цявловской «Рисунки Пушкина»[273], а также относительно недавняя работа Л. Керцелли, метко и точно озаглавленная «Мир Пушкина в его рисунках»[274].

Автопортреты поэта открыли новые пути для проникновения в суть пушкинского образа, для понимания его творческой натуры. Известный пушкинист Б. В. Томашевский по праву назвал их «почти непрерывной сюитой», отражающей облик Пушкина на протяжении всей его жизни. Они запечатлели отзвуки разных душевных состояний, порывов, смен настроения, всплески бурной, неукротимой фантазии. Именно в автопортретах, по признанию Б. В. Томашевского, «...мы обретаем черты такого Пушкина, какого не подглядели или не видели вовсе изображавшие его художники»[275].