Образ мира в тексте и ритуале

Пока трудно с определенностью охарактеризовать «автора» этого текста, однако наличие в нем большого «апеллятивного» отрезка, впрямую обращенного к адресатам и построенного на серии императивов, выдает в нем проповедника и «агитатора», а «обличительный» характер начального и конечного отрезков – полемиста и идейного борца за веру. Чередование «констатирующих» (повествовательных) утверждений в презенсе (строки 1–5) с императивными (строки 6-19), которые вновь сменяются повествовательными, но уже в аористе и имперфекте (строки 20–46), создает жесткую структуру, имеющую содержательное оправдание: обличение нечестивого народа (презенс) сменяется призывом пойти к Моисею и просить его обратиться к Господу (императив), затем следует повествование о благах, дарованных Господом, а далее рассказ о проповедях Моисея и его требовании к людям отказаться от идолопоклонства (аорист), который завершается констатацией бесплодности призывов к благочестию: народы вновь поклонялись идолам и не почитали Иисуса Христа (имперфект).

Одна из заметных особенностей структуры подобных текстов – их «инерционность», или кумулятивность, цепочечный принцип построения последовательностей фраз, при котором каждая следующая фраза содержит (повторяет) по крайней мере один формальный элемент предыдущей фразы; во многих случаях наблюдается не один, а более общих элементов. Достаточно посмотреть на первый отрезок текста – он состоит из полностью тождественных фраз, в которых меняется только имя (Велзевулъ – Азраилъ). Строки 5–6 объединяют формы кланяете сѧ и поклоните сѧ; 6–7: положите; 7–8: нет; 8–9: нет; 9–13: (не) беръте ; 13–14: нет; 14–15: опръснъкъ; 15–16: приходите; 16–17: нет; 17–18: нет; 18–19: съберъте – разберъте; 19–20: нет; 20–21: нет; 21–22: нет; 22–23: поиди – поиде; 23–24: господоу – господъ; 24–25: раздълити – раздълишѧ; 25–26: нет; 26–27: питъшѧ; 27–28: нет; 28–29: народы; 29–30: полагати; 30–31: прочѧѩ; 31–32: нет; 32–33: моисеовъ – моисеи; 33–34: горы – горѫ; далее цепочечной связи нет, но используются другие типы повторов и смысловых связей.

Особенно выделяются своей формульностью строки 38–41. Каждая из них делится на две части, имеющие одинаковую синтаксическую структуру (объект плюс предикат), заполняемую одними и теми же грамматическими формами (объект в форме В. ми. и управляющий переходный глагол в форме имперф. З ми.) с неизменным порядком слов (объект предшествует предикату). В качестве объекта выступают лица, объединенные признаком обделенности, недостачи жизненных благ (алчущие и жаждущие, нищие и сирые, немощные и маломощные, уродивые и мертвые), соответственно глаголы составляют единый ряд по семантическому признаку «восполнения недостачи» (напитать и напоить, накормить и призреть, исцелить и лечить, почитать и погребать). Подробнее см. выше.

Вполне вероятно, что текст имеет и другие показатели структурной и семантической организации, которые пока не замечены. На данном этапе его постижения ограничимся лишь этими двумя замеченными структурными характеристиками, а именно: чередованием фрагментов, отличающихся глагольными формами (презенс – императив – аорист, имперфект), и кумулятивностью (це-почечностью) построения последовательности строк (стихов). В реконструированном А. А. Зализняком тексте обнаруживается несколько случаев явного отклонения от этих двух принципов. Прежде всего бросается в глаза вторжение двух «императивных» строк в ряд аористных конструкций: это строки 35 орѫжие и лѫкы и стрълы и трѫбы | и прапоры и 36 поставите въ ложъницѧ | и оставите съхранити, которые и содержательно выглядят на этом месте, среди нарративных строк, не очень уместными. Кажется более естественным их вхождение в «императивный блок» и трактовка этих «указаний» или «распоряжений» в контексте других, подобных по своей прагматике и семантике строк (7-19).