Образ врага

– Вот спасибо, дорогой, – усмехнулся Азамат, – я бы никак без твоего умного совета не обошелся.

– Нет, ну я в том смысле, что, если они с ним работали, а потом труп найдут, это нехорошо, это сразу может насторожить их. – Мальков совсем запутался в словах, даже вспотел от волнения. – Я просто хотел сказать, что Цитрус хоть и дурак, а фигура заметная.

– Дураки часто бывают заметней умных, – глубокомысленно заметил Азамат. – Аллах с ним, пусть живет. Ты вот лучше соберись с мыслями и подумай, есть ли у тебя знакомые, которые учились в Институте международных отношений с восемьдесят второго по восемьдесят четвертый. Желательно в аспирантуре.

– Есть. А что? – не задумываясь, выпалил Мальков.

– Узнай для меня, дорогой, что это за Алиса такая, мне стало интересно, кого любил в те годы Карл Майнхофф. Я хочу знать, как у нее теперь дела. Где живет, где работает. Только очень быстро и совсем тихо узнай. Чтобы никто не понял, почему ты вдруг интересуешься.

* * *

Алиса была по-своему права, заметив, что Валерий Павлович Харитонов ступил на чужую территорию, когда принялся рассуждать о высоких чувствах. Но тут необходимо уточнить: не на чужую, а на ту, которой нет вовсе. Пустота, вакуум. Потому что нет никаких высоких чувств. Если и дано их испытывать человеку, то исключительно к себе самому, ни к кому другому.

Человек все и всегда в этой жизни делает исключительно ради себя. Каждый сам себе драгоценен, а другие могут быть полезны, либо опасны, либо безразличны.

Валерий Павлович считал себя достаточно тонким психологом, чтобы понимать не только явные, но и скрытые мотивы, которые движут людьми. Все вполне примитивно: материальная корысть, инстинкт самосохранения, тщеславие. Вот три кита, на которых держится жизнь. Анализируя самые странные, бескорыстные на первый взгляд и вроде бы необъяснимые поступки совершенно разных людей, всегда рано или поздно приходишь к одной из этих отправных точек: корысть, инстинкт самосохранения, тщеславие. Ничего иного человеку не дано. Всегда утыкаешься носом в рыхлое дерьмо человеческих страстей и страстишек, подернутое тонким слоем так называемой морали. И вот в этом дерьме Валерий Павлович чувствовал себя как дома. Это была его родная, обжитая и знакомая территория. Он понимал людей, он их видел насквозь и знал, чего от них ждать.

Он всегда довольно точно мог прогнозировать чужие действия. Однако сейчас, как ни напрягал свои умные многоопытные мозги, не мог ответить на единственный вопрос: явится Карл Майнхофф в Москву, чтобы увидеть своего единственного сына, о существовании которого только что узнал, или не явится?

Ну в самом деле, зачем ему это надо? Жил же он одиннадцать лет без этого белобрысого мальчишки, делал свои дела, прятался, водил за нос разведки всех стран, имел при себе Ингу Циммер, и этого было ему вполне достаточно.

Собственная железная логика подсказывала Валерию Павловичу, что напрасно он ждет Майнхоффа здесь, возле женщины с ребенком. Однако объективная информация совершенно противоречила его собственной логике. И это противоречие терзало душу.

Почему Карл, который никогда не рисковал и умел проскользнуть сквозь игольное ушко, вдруг так неуклюже, так идиотски засветился перед ЦРУ и перед МОССАДом? Из-за ребенка. Полковник не находил иных объяснений, а это, единственное, его совершенно не устраивало. Плавать в пустоте, в вакууме, который иные именуют областью высоких чувств, отставной полковник не умел. А учиться в его возрасте поздновато.

На Карла Майнхоффа у полковника Харитонова имелся собственный богатейший архив, который вопреки всем правилам хранился у него дома, теперь уже не в обычной канцелярской папке, а в компьютере, в специальном засекреченном файле.

Пятнадцать лет назад, когда Харитонову поручили разработку агента штази, аспиранта МГИМО, он почти сразу почувствовал, что этот молодой человек очень далеко пойдет.

За штази вообще и за молодым перспективным агентом Майнхоффом в частности стояло много всего. Западная группа войск, расположенная на территории ГДР, представляла собой совершенно особую структуру. Внутри этой прогнившей, развращенной структуры происходили сложные процессы. Дерьмо бродило и переваливалось через край, словно кто-то кинул палочку дрожжей в отхожее место. Бойкая торговля оружием, поставки наркотиков в воинские части, секретные базы, на которых осуществлялась подготовка арабских террористов, чтобы потом с их помощью контролировать ситуацию на Ближнем Востоке.

Оружием торговали, как помидорами на рынке. Часто посредниками при продаже крупных партий становились агенты штази. Таким образом они не только зарабатывали деньги, но получали нечто большее – компромат на высоких чинов Советской Армии, ГРУ и КГБ.

Сотни новеньких автоматов Калашникова, противотанковых и противопехотных мин и прочего добра нелегально, при посредничестве штази, переходили из рук доблестных советских воинов в руки крупных террористических группировок.