Образ врага

После торжественной части отправились из актового зала в ординаторскую, где был накрыт стол.

– Ну кто же тебя, Юра, пить-то заставляет? Посидишь полчасика, лимонадом чокнемся, – уговаривали коллеги.

– Нет, ребята, я домой пойду, – упирался Юрий Владиславович. – Моя Алиса должна родить со дня на день.

– Так ты позвони ей, предупреди. Если что, номер ординаторской она знает. Возьмешь такси, через двадцать минут будешь дома.

– Если ты уйдешь, я обижусь. – Наташа никак не хотела его отпускать.

Юрий Владиславович махнул рукой, согласился. Он редко бывал в институте, скучал по работе, по коллегам, а тут – такое событие. Ну как же можно обидеть Наташу, с которой он проработал столько лет?

– Папочка, ты только не забывай, тебе ни глотка нельзя, ни капельки, – сказала Алиса по телефону, – и не задерживайся слишком долго. Тетю Наташу поцелуй за меня.

В маленькую ординаторскую набилась толпа народу. Врачи, медсестры, санитары пили спирт, дорогой коньяк, который в изобилии дарили благодарные больные. В веселой неразберихе кто-то плеснул шампанского Юрию Владиславовичу в стакан. Он выпил залпом за Наташино здоровье и сначала ничего не почувствовал, даже не отличил от лимонада.

А потом, смеясь над чьим-то соленым анекдотом, подхватил чужую рюмку с коньяком, опрокинул в рот, быстро зажевал шоколадной конфетой с ликером. В сутолоке кто-то споткнулся, и целая мензурка чистого медицинского спирта вылилась Юрию Владиславовичу на рубашку. А потом он опять перепутал лимонад с полусладким шампанским. Ему хотелось пить, во рту пересохло.

Через несколько минут ему стало нехорошо. Заныло сердце, зашумело в ушах, бросило в жар, потом зазнобило. На лбу выступил холодный пот. В ординаторской было сильно накурено, душно, шумно. Он подумал, что надо выйти на свежий воздух, в тихий зеленый институтский сквер.

Собиралась гроза. Небо над сквером почернело. Юрий Владиславович взглянул на часы, подумал, что Алиса волнуется и, не дай Бог, у нее начнутся схватки, а его не будет рядом. Надо успеть к метро до грозы. На такси жалко денег. У них сейчас так плохо с деньгами, каждый рубль на счету. А чувствует он себя вполне сносно, просто духота, воздух спертый. Лучше не возвращаться в ординаторскую, бежать домой не прощаясь.

Упали первые тяжелые капли. Юрий Владиславович направился к метро «Маяковская». Это совсем близко, дворами можно добежать за пять минут.

Он упал в тихом проходном дворе на Миусах, неподалеку от Института Бурденко. Две молодые женщины, спешившие спрятаться от грозы, остановились над ним на секунду.

– Мужчина, вам плохо?

– Да… мне плохо… – пробормотал он, хватая ртом спертый воздух.

Оглушительно ударил гром, женщины не разобрали его слов. Одна наклонилась, тронула его за плечо и поморщилась.

– Это ж надо так напиться! За версту разит!

Хлынул дождь. Молния распорола черное небо над Миусами. Юрий Владиславович попытался подняться, но тело не слушалось. Не хватало воздуха. Капли дождя падали на лицо и казались раскаленными, тяжелыми, словно это была не вода, а расплавленный свинец.

Гроза кончилась, во дворе появились люди. Юрий Владиславович уже не дышал. Рубашка и брюки стали мокрыми, грязными. Но запах спирта не улетучился.

– Вот пьяни развелось! Надо бы в милицию позвонить, – сказала бабка с кошелкой, брезгливо обходя неподвижное тело.

Но она не позвонила в милицию. Она спешила в гастроном. Перед закрытием должны были «выкинуть» развесную сметану. Потом прошла молодая мамаша с ребенком.

– Дя-дя, – сказал двухлетний малыш, – дя-дя упал…

Молодая мамаша взяла ребенка на руки, обошла лужу и на грязного пьяницу даже не взглянула.

В девять вечера Алиса позвонила в Институт Бурденко. В ординаторской никто не брал трубку. Она стала набирать подряд все номера – приемного покоя, дежурной старшей сестры, заведующего отделением. Наконец выяснила, что Юрий Владиславович уехал домой, но когда именно – никто не заметил. Может, два часа назад, а может – час. Он ушел тихо, по-английски, ни с кем не простившись.

У Алисы пересохло во рту, сильно, тревожно забилось сердце. Она попыталась уговорить себя, что если он ушел из института час назад, то будет дома с минуты на минуту. А мог ведь уйти и позже. Самое разумное – подождать еще немного, а потом… Что, собственно, потом? Звонить в милицию?

Она знала, у папы с собой паспорт, постоянный пропуск в институт, записная книжка, где на первой странице записаны домашний адрес, телефон, имена ближайших родственников – дочери и бывшей жены.

У Алисы заныла поясница. Боль была несильной, тянущей и почти сразу отпустила. Алиса так нервничала, что не обратила внимания. Прошло двадцать минут. Зазвонил телефон. Она схватила трубку, не заметив второго приступа боли. Попросили какую-то Клавдию Васильевну.

– Вы не туда попали, – автоматически ответила Алиса.