Образ жизни

Я — воздух на конце огня,
Я — камень на конце дождя,
Я — синее на грани красного,
Я — белое на грани чёрного.
Я — корень дерева,
Что тысячи тысяч лет
Питалось сточными водами
Чёрно-багрового мегаполиса,
Дерева тысячи лет
Дышащего удушливым дымом,
Высокого дерева
Весной выстреливающего в небо
Миллионы миллионов
Зеленых моих внучат,
Печально умирающих осенью
И уносимых жёлтыми ветрами
В серую пустыню.
Я — верхний слой живой земли
Под постаментом чёрного памятника тьмы.
Я — трава, ломающая железный асфальт.
Я — ствол пушки,
Нацеленной чугунным ядром
В самое сердце добра.
Я — голубая вода
Для закалки стали будущего меча,
Что снесёт с чёрного памятника
Смрадную голову зла и ненависти.
Я — острие этого меча.
Я — крик
На грани рыдания и песни.
Я — расстояние
От родильного крика
До смертного вздоха.
Вот поэтому
Я — синее на грани красного,
Я — белое на грани чёрного,
Камень на конце дождя,
Воздух на острие огня.

Возле синагоги

Возле белой синагоги
Дева смуглая стоит,
И младенец тихо дремлет
На её крутом плече.
Возле белой синагоги
Я стою — российский жид,
И войти я не решаюсь
Под ее высокий свод.

Мимо — в чёрных лапсердаках,
В шляпах чёрных и в пенсне.
Вот проходит сын Хабада,
Смотрит странно на меня.
Мимо — в чёрных лапсердаках…
А душа моя — во сне.
Не решаюсь, не решаюсь
Я переступить порог.

Я молюсь звезде заката,
Первой вспыхнувшей звезде.
И мои воспоминанья
Никому не увидать.
Я молюсь звезде заката
Одинаковой везде —
То ли в Иерусалиме,
То ли в Ялте, на горе.
Есть о чём мне помолиться.
Что у Бога попросить.
Сколько смуты накопилось

За прошедшие года.
Подойти к свече вечерней
И поклоны долго бить.
…Только я Его не вижу,
И не видит Он меня.

Кадиш [5]

В зените солнце так палило,
Как палит здесь во все века.
Мы стали на краю могилы —
У кромки рыжего песка.

Вот здесь тебе досталось выпить
Последний приторный стакан,
Где Иордан впадает в Припять.
А, может, Припять — в Иордан.

Нет места для зелёной злобы.
Есть только горечь и печаль.
Как далеко достал Чернобыль!
В какую докатился даль!

Кадиш короткий кончен чинно,
Холодный камешек в руке.
А иудейская долина
На русском плачет языке.

Мой иврит