Образок

С подарками тоже почти всегда получалось как-то неудачно. Через год, на мое четырехлетие, дедушка Леня, мамин папа, торжественно внес в комнату коробку, развязал ее и сказал, что купил мне зверушку. Еще минуту повозившись, он сел на корточки; раздался треск моторчика, и огромная черная мышь, виляя хвостом, ринулась прямо на меня. Я здорово струхнула, вскочила на диван и заорала. Дедушка целый час потом не мог успокоиться от смеха. Тут уж я совсем разобиделась, и мы с ним надолго поссорились. С тех пор, наверное, я ужасно боюсь мышей.

А когда мне исполнилось шесть, все гости (их тоже оказалось шестеро) принесли один и тот же подарок – коробки с набором маленьких книжек. Каждая книжка содержала по сказке какого-нибудь народа мира. После я, оставив себе один такой набор, целые два года раздаривала остальные, и очень беспокоилась, как бы не осчастливить по ошибке бывшего владельца подарка.

Родители обычно покупали мне что-нибудь в течение года и говорили:

– Это тебе в счет дня рождения.

И как-то так получилось, что я гораздо больше полюбила ходить на чужие дни рождения, чем приглашать гостей к себе.

Но теперь, я, кажется, начинаю менять свое мнение.

Несколько лет назад мне попалась одна картинка. На ней художник нарисовал девочку в ночной рубашке. Она летела над полом, зажав подмышками красивые коробки и свертки. Называлась картинка «День рождения». И вот совсем недавно мне показалось, что я тоже сделала круг по комнате, чуть-чуть оторвавшись от пола. Может быть, это потому, что люди, которые живут за стенкой, догадались с вечера, когда я уже спала, положить у моей кровати подарок? И как знать, если они и в этом году догадаются сделать то же самое, не взлечу ли я еще выше?

Любимым моим праздником всегда был Новый год. Я пишу поздравительные открытки только на него и только тем, кого очень люблю, даже если эти люди живут в одном со мной городе. Мама говорит, что я занимаюсь засорением и без того загруженной почты.

Встречать Новый год я любила не дома, а у баб-Сани. Вообще-то она бабушка Александра Петровна – мамина мама. Но все мы давным-давно зовем ее баб-Саней, даже теперь, когда она умерла.

Я очень люблю, когда собирается вместе много народу. А у баб-Сани такая лавина родственников, что если на Новый год приходит только часть их, все равно народу получается полным-полно.

Баб-Саня очень дружила со всей своей родней, но постоянно с ней жили мамина родная сестра – тетя Люба и ее сын Валерий.

Тетя Люба была балериной. Давно уже лучшим развлечением для меня стало сидеть на круглом диване с резной спинкой или даже за ним, в пустом углу, и разглядывать ее старые фотографии. Вот тетя Люба – пленница татарского хана Гирея. У нее огромные светлые глаза и изогнутые луком ярко-красные губы, которые на фотографии кажутся черными. Шапочка и коротенькая безрукавка усыпаны блестками. А вот тетя Люба – оборванная и лохматая цыганка. На фото она сидит в повозке, но взгляд ее напряжен, она ждет момента, когда ей можно будет выпрыгнуть из кибитки и, едва коснувшись мысочками пола, полететь над сценой.

Тетя Люба старше мамы на целых одиннадцать лет, но она и теперь очень подвижная. Нет ничего веселее ее рассказов. Если она дома, у меня от смеха постоянные колики в животе; баб-Саня тоже хохочет до слез, потом говорит, что так смеяться – не к добру.

Недавно тетя Люба развелась с мужем; они часто ссорились, в ход шла посуда, и баб-Саня иногда боялась, что они заколют друг друга вилками. Паша, муж тети Любы, стал очень толстым, хотя раньше танцевал вместе с ней. Когда он, отдувающийся, с вечно потным лбом, усаживался обедать, тетя Люба начинала с того, что минут десять назло голодному Паше поливала селедку подсолнечным маслом из плотно закупоренной бутылки; потом она оставляла бутылку в покое и, став за Пашиной спиной, начинала, нещадно гримасничая, повторять все его движения и жесты. Я в корчах вылетала из комнаты.

А как интересно рыться в нижних ящиках комода, где сложены куски пестрых тканей, дырявые трико и старинные муфты! Однажды я выпросила одну себе и, повесив ее на веревку, отправилась на Гоголевский бульвар. А все, не замечая, наверное, чудесных цветов из бархата, спрашивали меня, на какой помойке я ее нашла.

Тетя Люба очень любит животных. Особенно кошек. Я боялась ходить к баб-Сане с черного хода, потому что там развелась целая кошачья колония. И кормила ее тетя Люба. С ней из-за этого не разговаривала вся квартира. Вонь на «черной» лестнице стояла, действительно, одуряющая. Когда спускаешься или поднимаешься, надо зорко смотреть по сторонам, а также под ноги и наверх: того и гляди на голову тебе свалится кошка, кроме того, в любой момент ты рискуешь нечаянно наступить на юное кошачье потомство. У тети Любы и в комнате всегда жила какая-нибудь кошечка. Все они были Мурки. Причем кошкам этим очень везло в жизни, чего никак нельзя сказать о единственной тетилюбиной собаке.