Образок

Я училась тогда в английской школе. Родители моих одноклассников часто ездили за границу. И у многих была красивая одежда, красивые ручки и красивые мягкие ластики. Мне тоже хотелось иметь что-нибудь особенное. Выбрав момент, когда дома никого не осталось, я вынула ластик, отрезала кружочек и засунула отрезанной стороной внутрь.

В школе я сказала, что мне привезли этот ластик из-за границы. Все были заинтригованы, почему он такой маленький и такой странной формы. Стирал он, к счастью, хорошо.

У тети Любы никто не заметил пропажи, и я снова отрезала маленький кружок от большого ластика. И положила его в карман пальто. И пошла в кухню. Когда я вернулась, тетя Люба штопала Валерины носки, а рядом с катушкой, на столе, лежал нежно-розовый кружочек ластика.

У меня подкосились ноги.

– А Горка мне и говорит: ластик кто-то отрезает. Я сказала, быть такого не может. А он, оказывается, у тебя. Хотела карман тебе зашить, нашла.

И ни слова больше, ни разу. Милая моя тетя Люба!

… Ничто в тетилюбином доме не напоминало о смерти баб-Сани. Не было только самой баб-Сани. Зато она часто снилась мне. То мы смотрели вместе телевизор, старенький телевизор с огромной круглой линзой, наполненной водой. Или просто разговаривали о чем-нибудь. Она сидела на своем изогнутом диванчике и терла полотенцем только что вымытые руки. Баб-Саня всегда очень основательно вытирала руки, чтоб не было цыпок, а потом еще смазывала жирным кремом.

А как-то мне приснилось, что я иду по улице и кто-то окликает меня. Я поворачиваю голову и вижу, что из окна небольшого деревянного домика высовывается баб-Саня. Он стоял прямо напротив ее настоящего дома. Баб-Саня улыбается. Я подхожу ближе и вижу, что в руке она держит большой кусок торта «Наполеон».

В колонии для беспризорников, или Еще из воспоминаний бабушки Сани

«…С 1 сентября начиналась школа. Записалось ко мне двести ребят. Школа находилась в Зачатьевском переулке, рядом с Остоженкой. Кроме меня такие были учителя: студент медицинского факультета, студентка Строгановского художественного училища, две совсем юные учительницы и одна уже со стажем.

Шел 1918 год. Дров нам выдавали мало, так что в классах часто сидели в пальто (у кого оно было) или в материнских кофтах. Так начались занятия.

Ребят распределили по классам сообразно не возрасту, а уровню знаний. И хотя учителя понимали, как в таких условиях необходима дисциплина, не всем удавалось наладить ее. Вбегают как-то ко мне в класс ребята и просят:

– Александра Петровна, зайдите к нам в 3«Б»! Надежда Ивановна плачет, в нее Приходин бросил шарик с чернилами.

Я прошу свою группу тихонько списывать с книги упражнение и иду успокаивать 3«Б». Учительница отправляется мыться и приводить себя в порядок. Ребятам я велю явиться завтра с родителями. И если хулиганство не прекратится, обещаю распустить группу. Родители много помогали нам тогда.

Кругом свирепствовал сыпной тиф. Ребята спозаранок выходили встречать меня на Остоженку. Издали увидев, орава бросается ко мне с криками: «Красные валенки! Красные валенки!» Мне удалось в ту зиму достать красные валенки, и по ним ребята узнавали меня. Все старались найти, за что бы уцепиться: кто за руку, кто за портфель, кто за пальто. Дорогой наперебой рассказывали:

– У меня мамку увезли в больницу.

– У меня – брата и Аксютку Иванову.

Из районной столовой ежедневно получали на каждого ученика завтрак: двести грамм хлеба и пшенной кашицы. Так как каждый день кого-то увозили в больницу, оставшиеся порции делили между всеми. И хотя родители помогали при раздаче, у сторожа постоянно обнаруживались припрятанные порции.

Сначала тифом заболела молоденькая учительница. Как только она выздоровела, заболел и умер студент-медик. А был просто богатырь.

Дети ласкались ко мне, особенно девочки из младших классов, и я со дня на день ждала тифа. Знакомый врач посоветовал мне дома мыться. Как прихожу из школы – сразу в ванную. Просматриваю вещи: нет ли паразитов. Мыться приходилось холодной водой: топлива едва хватало на комнату, где жили и взрослые и дети. А детей у меня было один свой и пятеро сирот от умершей сестры мужа. Белье на всех стирала ночью в чуть теплой воде, до семи утра. В семь часов ополоснусь холодной водицей, выпью чашку морковного чая и – в школу.

Я забеременела второй раз и 16 ноября 1921 года родила вторую девочку. Пришлось уволиться с работы. В этот почти непереносимый момент нас очень поддержали посылки из Америки (их называли АРовские). Получаю однажды повестку явиться за продовольственной посылкой. Там выдали 20 килограмм пшеничной муки, 10 килограмм шпигу, 10 банок сгущенки, 10 килограмм рису, 10 килограмм сахару. Кажется, не перепутала, но если что забыла, можно простить. Да, еще пять банок какао. Это было такой поддержкой для нас!