Обречен тобой

– Ты изменилась, – задумчиво тянет Мир, чертя вертикальную линию от моих глаз к ключицам, виднеющимся в горловине тонкого джемпера.

– Ты тоже. Это неизбежно.

– Что показал тест? – резко меняет тему Тарута, и его взгляд меняется, становясь давящим и цепким.

– Я его не делала.

– У тебя железная воля.

Морщусь.

– Скорее, я боюсь узнать результат. А как ты? Уже скрестил пальцы? Твоя Лена при встрече сказала, что не теряет надежды, что у меня ничего не получится.

– При какой такой встрече?

– А она разве не рассказывала, что ко мне приходила?

– Нет. – Мир сощуривается. – Зачем?

– Знаешь, лучше ты у нее спроси. Вдруг я что-то не так поняла. Не хочу стать причиной раздора.

– Лет десять назад я бы тебе поверил.

– Думаешь, я стала стервой?

– А ты стала?

– Я научилась отстаивать свои интересы. Если это делает меня стервой, то да. Наверное.

Аппетит пропадает, но я старательно заталкиваю в себя еще несколько кусочков. Мне нужно хорошо питаться на случай, если я беремена – Мир прав. А если нет – тоже нужно, чтобы откуда-то взять силы пережить неудачу и настроиться на вторую попытку. Я ведь совершенно не исключаю, что она может понадобиться.

– Ладно, мне и впрямь надо ехать. – Мир бросает взгляд на часы и встает, отодвинув стул. Он не предлагает открыть конверт вместе. Он вообще ничего мне не предлагает. Ну и ладно. Я на это и не рассчитывала. Но я бы многое отдала, чтобы увидеть его глаза, когда Мир узнает результат. Они бы не смогли мне соврать.

Еду на работу. На Наташкино «как дела?» психую резким «еще не родила». Закрываюсь у себя в кабинете. Но тут же выхожу попросить у подруги прощения за резкость. Егорова не виновата в том, что у меня сдают нервы.

– Я просто волнуюсь!

– Не меньше, чем я. Поверь.

– Слушай, у тебя же сегодня не запланировано встреч?

– Нет.

– Тогда, может, ну его к черту? Сбежим. Можем себе позволить!

Обвожу растерянным взглядом стены кабинета.

– Приглашаешь меня в кафе?

– Угу. Поедим вкусно, поболтаем, развеемся.

– А что? Можно…

– Ну, тогда собирайся, а я отправлю пару платежей и к тебе присоединюсь.

На удивление мы с Наташкой и впрямь неплохо проводим время. Я даже порой выпускаю из рук телефон, но все равно вздрагиваю, когда тот пиликает.

– …и я говорю этому ослу: «Миш, а если твоя мама позвонит, когда мы будем трахаться, ты тоже все бросишь, чтобы ей ответить?» – смеется Егорова, эмоционально рассказывая о своем новом мужике. А я и половины не слышала, потому что уже битых пять минут пялюсь на пришедшие результаты анализа. – Вик, ты вообще меня слушаешь?!

– Ответ пришел, – сиплю я.

– Положительный?! – округляет глаза Наташа.

– Не знаю. Я пока не открывала письма.

– Хочешь, я открою?

– Давай, – ослабевшей рукой протягиваю Егоровой телефон, одновременно с этим без сил откидываясь в кресле. Секунды тянутся бесконечно. Одна за другой. Одна за другой. Будто издеваясь.

– Вик! Открой глаза.

– Не хочу.

– Я не пойму, тебе что, совсем не интересно?

– Интересно, – сглатываю.

– Тогда открывай глаза! Ну?!

– Просто скажи, что там.

– Там да! Однозначное да. Ты беременна…

Я медленно поднимаю ресницы и растягиваю губы в безумной улыбке. Такой же безумной, как Наташкин танец, который она отплясывает, никого не стесняясь, задрав руки над головой.

– Я стану крестной, я стану крестной. Оу е-е-е! Оу е-е-е!

– Дай сюда, – хохочу, вырывая из рук подруги айфон, пока та его не разбила. С жадностью всматриваюсь в мелкий шрифт текста. Увеличиваю, чтобы убедиться – Наташке не показалось. И растягиваю рот еще шире.

«Мамочки, боже мой. Ты сейчас там, да? То есть вы». Переживая приступ острого, запредельного счастья, распластываю руки на животе. И мне кажется, понятное дело, кажется, потому что в реальности такого не может быть, что я чувствую соединяющую нас золотистую пуповину…

Сумасшествие.

Дикий восторг. Едва выносимый.

В голове атомный взрыв. Волна эмоций сбивает с ног. Отнимает кислород. Выжигает сомнения. А он? Что чувствует он? Сожаление? Рука опять тянется к телефону. Я должна узнать. Мне это жизненно важно. Просто чертовски, блин, необходимо… А тот звонит прежде, чем я успеваю сделать хоть что-то. Не глядя на номер абонента, прикладываю смартфон к уху:

– Да!

– Виктория?

– Да… С кем я говорю?

– Завьялов Павел Алексеевич приходится вам отцом?

– Да, – настораживаюсь я. – А что случилось?

– Он в больнице. С инфарктом. Вы могли бы подъехать?

– Да, – немею я, ничего не соображая. – Конечно. Диктуйте адрес.

Поняв по моему лицу, что происходит что-то серьезное, Наташка протягивает мне косметический карандаш и салфетку, на которой я и записываю адрес госпиталя.

– Состояние у него критичное. Я бы на вашем месте поторопился.

– Конечно, я приеду, как только смогу.

Рука с телефоном плетью падает на стол. Губы дрожат и нелепо кривятся.

– Господи, да что случилось-то?! Вик!

– У папы инфаркт.

– У тебя есть папа?!

– Родители есть у всех, – шепчу я, вскакивая. На смену отупению приходит нездоровая потребность двигаться.

– Но ты никогда о нем не рассказывала!

– У нас были сложные отношения.

– Да постой же! Ты куда собралась?

– К нему. Господи, я даже не знаю, как на меня вышли. И кто звонил?