Мадлен исчезла, а сестра Клотильда все стояла над собственной тенью, изломанной каменными ступенями лестницы, и думала о Дени, представляя, каким она увидит его в этой квартирке, скрытой от посторонних глаз, каким она хочет его увидеть… А если он не придет вечером? Вообще больше не придет? Тогда она сама пойдет к нему, да, сама пойдет, сегодня же. Она может подождать его у ворот школы. Она не станет сегодня проверять работы, только и всего. Да, она пойдет к нему, она увидит его сегодня вечером.
Можно ли унять дрожь в теле, идти размеренным шагом, когда сердце рвется от радости? Можно ли подавить крик, не упасть без чувств, думая обо всем этом? Одновременно она с удивлением поймала себя на непроизвольном жесте, которым поправила накидку, игриво высвободив прядь волос. Она увидит его сегодня вечером.
Когда Дени вышел из школы в шеренге учеников, первой, кого он увидел, была сестра Клотильда, стоявшая возле черных ворот, на фоне которых контрастно выделялось ее платье. Она была в трех десятках шагов от него, среди других ожидавших, их разделяло пространство двора, но Дени ощутил в ней такое же смятение, какое чувствовал в себе. Приближаясь к ней в шеренге, он отвел глаза, чтобы ненароком не лишиться чувств. По сигналу воспитателя ученики разбежались в стороны, крича и жестикулируя, радуясь возможности размяться после бесконечного учебного дня. Дени хотел, чтобы сейчас Дебокура не существовало, чтобы он умер, умер навеки и был закопан глубоко-глубоко под землей. Но новичок с мерзкой улыбочкой на своем фальшивом лице уже хлопал его по плечу.
— Видел? — сказал Дебокур. — Она здесь!
Дени сжал кулаки. Он так боялся побледнеть, что у него запылали щеки.
— Видел, конечно, видел.
— Не подойдешь? Нужно подойти, старина.
— Сам знаю, что мне делать. Мне хватает и того, что я вижусь с ней в ее комнате.
Ведь должен же он был каким-то образом с честью выйти из положения? После этой фразы Дени почувствовал себя еще хуже, но ведь он произнес именно то, что должен был произнести. Все правильно. Дебокур пожал плечами, разглядывая монахиню, его деланная улыбка придавала ему дурацкий вид, словно лицо у него свело судорогой. Дени взял Дебокура под руку и потащил на двор для игр, а потом, передумав, направился к группе девочек, поджидавших старшеклассников. Они вместе вышли за ворота и прошли мимо монахини, Дени даже не вздрогнул — сжимая кулаки, он не отрывал глаз от девочек. Главное, чтобы Дебокур не смог подойти близко к сестре Клотильде и увидеть, что в прошлое воскресенье Дени просто бахвалился. Главное, спасти положение, иначе Дебокур не преминет отпустить на его счет непристойную шуточку в классе. Он остановился возле самой крупной девицы, от которой разило одеколоном и чем-то еще, терпким сладковатым, вызывающим тошноту. Отпустил руку Дебокура.
— Ждете кого-то? — сказал он.
Кинул украдкой взгляд на своего спутника.
— Разумеется, я кого-то жду, — сказала девица. — И вам не поздоровится, если будете здесь стоять,
— Не волнуйтесь, — сказал Дени. — Мне только хотелось услышать ваш голос.
Она повела плечом и повернулась к одной из подружек.
— Эти молокососы, — сказала она, — считают, что им все позволено.
— А он хорошенький, — сказала подружка. — Такой котик!
Остальные подошли к нему и встали полукругом, держась за руки и хохоча, как сумасшедшие.
— Ведь правда, хорошенький? — повторила девица. — Посмотрите-ка на него. Господи, какой котик! Ты вечером свободен, мой хороший?
Дени начал смеяться вместе с ними, смеяться изо всех сил. Потом невольно повернул голову и увидел, что у черных ворот монахини больше нет. Ученики уже расходились, новые выбегали из школы. Дени вдруг перестал смеяться и огляделся по сторонам — она исчезла.
Он посмотрел на девицу, на этих идиоток, продолжавших хохотать, но уже не понимал, о чем они говорят.
— Нет, — сказал он, — вечером я занят.
Он заготовил мысленно эту фразу еще перед тем, как посмотреть в сторону ворот, и она выговорилась теперь как-то странно — ровным, бесцветным голосом.
— Что это с ним? — сказала вторая девица.
— Что с тобой? — сказал Дебокур.
Дени сделал над собой усилие, улыбнулся, с элегантностью королевского мушкетера склонился в глубоком реверансе, сняв широким жестом невидимую шляпу.
— Я вас приветствую, барышни, — сказал он, — но долг призывает меня под другие знамена.
Затем он коснулся руки Дебокура, прервав череду его вопросов, бросил спокойное «до завтра», и побежал по улице, не слыша за спиной их шуток.
— Под знамена или под юбки? — крикнула одна из девиц.
— Посмотрите на этих мальчишек! — сказала другая. — Изменники, не хуже взрослых! В пятнадцать лет уже бросают вас, убегая рысцой, в шестнадцать — мчатся галопом. И чем дальше взрослеют, тем быстрее вас бросают.
— Ему всего четырнадцать, — сказал Дебокур.
Он сунул руки в карманы, пожал плечами и отошел.