Обреченность

Утренними часами по воскресеньям отец Валентин служил в Православной часовне при кладбище, на котором во время I Мировой войны оказались похоронены триста их собратьев, содержавшихся в местном лагере. Эту часовню, еще в начале 20х годов построили бывшие русские военнопленные и эмигранты.

* * *

Тяжелая серая машина, медленно тронулась в путь.

Свет желтых фонарей расплывался по мокрой брусчатке и стекал под канализационные решетки.

Впереди, рядом с водителем сидел адъютант. В салоне опеля было тепло, пахло дорогой кожей, разогретым двигателем.

Кононов вспомнил верного Лучкина. Нахмурился.

Жаль Алексея, столько прошли вместе. Но в последнее время он совсем уж сорвался с катушек. Стал бросаться на своих, стрелять без разбора. Мальчики кровавые что-ли стали мерещиться в глазах? Пришлось отдать команду на ликвидацию.

На выезде из города фары высветили ограду старого кладбища, аккуратно подстриженную живую изгородь, небольшую часовню.

Кононов приказал всем остаться в машине, сам перекрестился и шагнул на крылечко. Приоткрыл тяжелую дверь. На него пахнуло запахом воска и ладана.

В часовне царил полумрак, тускло мерцали свечи. Дрожали огоньки пламени перед иконами. Свет от горящих свечей был какой-то неровный, ломаный, и в нем дрожал лик Христа, который колыхался снизу вверх. Глаза сына-Бога были внимательны и пронзительны. Кононов видел, чувствовал это. Он пробовал отвести свои глаза от этого пронзительного взора, заглядывающего ему в самую глубину души, оглядывал стены, потолок, пол. Но потом опять встречался с ним взглядом и невозможно было от него избавиться.

Генерал сжал кулаки и выдохнул:

— Господи!.. Ну чего же ты еще ждешь от меня? Я верил в милость и доброту твою, и сделал все, что смог. Не требуй от меня того, что я сделать уже не в силах!

За спиной раздался еле слышный шорох шагов.

— Ты искал меня, сын мой? — раздался негромкий голос.

Кононов резко обернулся. Перед ним стоял невысокий священник. Он вышел без ризы, в одном стихаре и фиолетовой камилавке, прикрывавшей голову.

Через стекла очков на него глядели внимательные глаза.

Кононов склонил голову

— Да, ваше Высопреподобие.

— Я слушаю тебя сын мой.

Кононов заговорил, волнуясь, медленно подбирая слова.

— Вы знаете меня, отец Валентин. Знаете и мою жизнь. Я много воевал и много убивал. Не жалел ни себя, ни друзей, ни врагов. Шел к своей цели. Но сегодня я понял, что все было зря.

Я устал от такой жизни, решил уйти. Хочу попросить прощения у Господа за все зло, что причинил.

Старый священник, перекрестил его.

— Как бы не были велики грехи твои, сын мой, Господь простит. Постарайся больше не грешить.

Отец Валентин повернулся к Кононову спиной и пошел в ризницу.

— Это как получится, Ваше Высокопреподобие. Велики грехи мои и новые не прибавят большего, - усмехнулся Кононов уголком рта.

— Главный твой грех не в том, что ты убивал, а в безверии твоем. Не веришь ты ни в господа. Ни в людей. Нет Бога в твоем сердце. Но это пройдет. Если твое сердце ищет ответа на вопросы, тогда найдет и дорогу к Богу. А у Господа милости много, на всех хватит. Ступай сын мой. - Не поворачивая к нему головы, медленно сказал отец Валентин.

Кононова точно ударили плетью. Он сгорбился, опустил плечи и пошел к дверям. Равнодушно и молча смотрели ему в спину лики святых, освещенные дрожащим пламенем свечей.

Зеленая падучая звезда над его головой, внезапно вспыхнула и покатилась вниз, оставив на мгновение за собой тонкую светящуюся полоску.

— Вот и все- Подумал он. - Закатилась моя звездочка.

* * *

В начале апреля 1945 года Кононов уехал на встречу с генералом Власовым. Главнокомандующий вооруженными силами КОНР принял решение пробиваться на встречу с 15м казачьим кавалерийским корпусом, который теперь тоже входил в состав Вооруженных сил КОНР.

При помощи демонстрации силы и размеров РОА Власов надеялся привлечь к внимание западных держав.

В случае, если этот план не сработает, планировалось присоединиться к частям четников бывшего военного министра королевского югославского правительства в изгнании, генерала Дражи Михайловича и продолжить борьбу на их стороне в Балканских горах вплоть до изменения общей ситуации.

Генерал Кононов после разговора с Власовым принял решение не возвращаться в корпус. Это в конечном итоге спасло ему жизнь.

Простился с Арзамасцевым:

— Все, Петр. Расстаемся. Сейчас каждый сам за себя.

— Ну, да! — Сумрачно усмехнулся тот. Это убиваем мы вместе, а умираем врозь. Прощай, Иван Никитич.

В момент капитуляции Германии Иван Кононов вместе с частями РОА оказался в американской оккупационной зоне, но не стал проходить регистрацию и потому стал единственным власовским генералом, кто избежал насильственной репатриации и смертной казни.

* * *

Созвав командиров дивизий и бригад, генерал фон Паннвиц объявил о принятом решении идти в Австрию.

15й казачий корпус с боями двинулся к австрийской границе.

Дорога серпантином уходила в горы. Колонна растянулась на несколько километров. Первыми шли конные полки и отдельные сотни.