Мы пошли к дому. Ирина шла легкой, неслышной походкой, как будто вовсе не касаясь земли ногами. Она была более чем женственна, слишком, утонченно женственна, и я почти не чувствовал в ней женщины. Она давала мне лишь один намек на это чувство своими маленькими ножками в золотых туфельках, выступавшими по-детски неуверенно и робко, слегка подбрасывая на ходу прозрачную оборку кисейного платья. Но даже и этот намек на ощущение близости женщины во мне скоро пропал, потонув в волне скуки и уныния, охвативших меня. На меня удручающе действовало ее молчание, казалось, исходившее не только из ее глаз, но из всего ее существа, словно она вся была соткана из этой мертвой, глухой, ничего не говорящей тишины. Так молчат мертвецы, так молчат комнаты, из которых вынесли покойника, так молчат люди, обреченные смерти... Расставшись с ней у крыльца, я почувствовал большое облегчение, словно с моей души свалилась какая-то тяжесть. "Странная девушка! -- подумал я, взбираясь к себе наверх. -- Как будто неживая!.. А для Сени она будет находкой. Он любит таких печальных, молчаливых героинь. Да и в детстве, кажется, они были неравнодушны друг к другу"...
* * *
На другой день после обеда отец увел меня к себе в кабинет. Усадив меня к кресло, он долго ходил из угла в угол, видимо, собираясь посвятить меня в какие-то свои планы, волнуясь и не зная, с чего начать. Наконец, он придвинул ко мне стул, сел и, поглаживая мое колено, сообщил мне, что мы -- накануне разорения, что если этим летом он не достанет денег и больших денег -- то осенью наше имение пойдет с молотка и мы останемся буквально нищими. Денег же достать совершенно негде, кредит везде закрыт, даже ростовщики уже не верят и не дают ни под какие проценты, потому что имение заложено-перезаложено; пришлось бы закрыть глаза и покорно ждать гибели, если бы не один план, который легко может спасти всех нас от нищеты...
-- Но тут -- все зависит от тебя! Если ты захочешь -- мы спасены!.. -- закончил он патетически и, сложив на груди руки, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Я был потрясен его сообщением. С детства мы всегда стояли в стороне от денежных дел отца, никогда не знали, какое у него состояние и откуда брались деньги, которые мы проживали, ни в чем себе не отказывая. Мы привыкли думать, что отец бессчетно богат, и что этого богатства на наш век хватит больше чем с излишком. И потому известие о нашем разорении походило на громовый удар, внезапно обрушившийся на мою голову. Нищета, продажа имения, добывание средств для существования, жалкое прозябание, гибель мечтаний об ученой карьере, позор разорения -- все это представлялось какой-то страшной сказкой, готовой в самом ближайшем будущем претвориться в голую, осязательную, ужасную в своей жизненной простоте, действительность...
-- Но что же делать?.. Какой у вас план? Говорите!..
Отец наклонился ко мне и, снова принявшись поглаживать мое колено, ласково сказал:
-- Ты только не волнуйся, мальчик. Еще не все потеряно. Повторяю, если ты захочешь -- все пойдет по-старому. Дело простое, ясное, не требующее с твоей стороны никаких усилий или жертв...
-- Если так -- то, конечно, я хочу! -- воскликнул я, в нетерпении хватая его за руку. -- Но скажите -- что я должен сделать?..
Старик радостно засмеялся.
-- Ну, вот, я знал, что ты согласишься. Ты у меня добрый, любящий и благодарный сын. Ты не захочешь пустить старика отца по миру после всего, что я сделал для тебя... Ну, так вот в чем дело: ты должен немедленно жениться!..
От неожиданности я даже привскочил на месте.
-- Как! Жениться? На ком?..
-- На Ирине Жилиной. У нее полмиллиона наличными и имение, стоящее триста тысяч... Я уже наводил справки: ее отец ничего не имеет против этого брака; ему лестно породниться с нами; как-никак, мы все же древнего рода, можно сказать -- аристократы, а он -- купчишка, наживший состояние ростовщичеством и мошенническими поставками в армию...
-- И с таким человеком вы хотите войти в родственные отношения?!.
Отец развел руками.
-- Ну, что ж?.. Пока не пойман -- не вор!.. И потом -- деньги, голубчик, -- великая сила!.. Тут тебе и почет, и уважение, и все, что хочешь!..
-- Но Ирина мне не нравится!.. Я не питаю к ней решительно никакого чувства!.. Мы совершенно разные люди!..
-- Э, милый, что тут толковать!.. Разве этим браком ты связываешь себя на всю жизнь?.. Поживешь с нами лето, осенью уедешь продолжать свое учение, а Ирина останется с нами. Потом уедешь заграницу... А что касается чувства -- так ты можешь ничем не стеснять себя; никто не должен знать, с кем ты живешь, кого любишь. В этом отношении у тебя будет полная свобода...
-- Нет, это положительно невозможно!.. Неужели же нет другого выхода, кроме этого -- подлейшего из способов поправления расшатанного состояния?..