Обреченные

Все окна были темными. Люс показалось, что, возможно, весь город темный. Весь свет поступал из единственного уличного газового фонаря. Если в небе и была луна, то она пряталась за толстым покрывалом облака. В небе снова что-то прогрохотало. Гром?

Люс обхватила себя руками. Она замерзала.

– Лушка!

Женский голос. Хриплый и скрежещущий, словно этот человек всю жизнь выкрикивал приказы. Но при этом голос немного дрожал.

– Лушка, идиотка. Ты где?

Звучало так, как будто она была ближе теперь. Она говорила с Люс? Что-то еще слышалось в этом голосе, что-то странное, что Люси не совсем могла объяснить словами.

Когда, прихрамывая, женщина завернула за заснеженный угол, Люс уставилась на нее, пытаясь понять, где ее видела. Она была очень низкой и сутулилась. Ей было примерно шестьдесят. Мешковатая одежда казалась слишком большой, волосы были убраны под плотный черный шарф. Когда женщина увидела Люс, ее лицо исказила странная гримаса.

– Где ты была?

Люс осмотрелась. Кроме них на улице никого не было. Пожилая женщина обращалась к ней.

– Прямо здесь, – услышала Люс свой ответ.

На русском.

Она прижала ладонь ко рту. Так вот что казалось таким странным в голосе женщины: она говорила на языке, который Люсинда никогда не учила. И, тем не менее, Люсинда не только понимала каждое слово, но и отвечала.

– Я могла бы убить тебя, – сказала женщина и, тяжело дыша, обняла Люс.

Для такой хрупкой женщины ее объятия были крепкими. Люси чуть не расплакалась от ощущения тепла другого тела, прижимающегося к ней, после такого сильного холода. Она крепко обняла женщину в ответ.

– Бабушка? – прошептала она в ухо женщины, каким-то образом зная, кем та ей приходилась.

– Сколько раз мне отпрашиваться с работы и искать тебя? – вопрошала женщина. – А ты шатаешься по улице, как лунатик? Ты вообще ходила сегодня на работу? Где твоя сестра?

В небе снова раздалось громыхание. Казалось, что скоро надвигалась сильная гроза. Надвигалась быстро. Люси поежилась и покачала головой. Она не знала.

– Ага, – сказала женщина, – теперь уже не такая беспечная. – Она сощурилась и посмотрела на Люс, а потом оттолкнула ее, чтобы лучше ее разглядеть. – Боже мой, во что ты одета?

Люси переступала с ноги на ногу, пока ее бабушка из прошлой жизни таращилась на ее джинсы и проводила узловатыми пальцами по пуговицам фланелевой рубашки Люс. Она схватила ее за короткий запутанный хвостик.

– Иногда мне кажется, что ты так же безумна, как твой отец, земля ему пухом.

– Я просто… – зубы Люс стучали, – я не думала, что будет так холодно.

Женщина сплюнула на снег, показывая свое неодобрение. Затем сняла пальто.

– Возьми, пока не простудилась до смерти. – Она грубо завернула Люс в пальто. Девушка пыталась застегнуть пуговицы полузамерзшими пальцами. Потом ее бабушка развязала шарф, сняла с шеи и обмотала им голову Люс.

Оглушительный раскат в небе напугал их обеих. Теперь Люс знала, что это не гром.

– Что это? – спросила она шепотом.

Пожилая женщина уставилась на нее.

– Война, – пробормотала она. – Ты что, мозги потеряла вместе с одеждой? Давай. Надо идти.

Пока они шли по грубой брусчатке с трамвайными путями, уложенными среди камней, Люс поняла, что город не совсем пустовал. Несколько машин были припаркованы вдоль дороги, но периодически на темных переулках она слышала ржание упряжных лошадей, ожидающих приказов, их замерзающее дыхание клубами вилось в воздухе. Силуэты передвигались по крышам. Дальше по переулку человек в порванной шинели помогал трем маленьким детям пробраться через решетчатые двери подвала.

В конце узкой улицы дорога выходила на широкий проспект, с рядами деревьев и панорамным видом на город. Единственные припаркованные здесь машины были военными. Они выглядели до смешного старомодными, словно экспонаты в военном музее: джипы с брезентовым верхом с гигантскими щитками, тонкими, как кости, рулями, и советскими серпом и молотом, нарисованными на дверях. Но кроме Люс и ее бабушки на улице не было других людей. Все, кроме ужасного грохота в небе, казалось призрачным, жутко тихим.

Вдалеке Люс видела реку, а на другой стороне большое здание. Даже в темноте она могла заметить изысканные ярусные шпили и украшенные орнаментом купола в форме лука, которые казались знакомыми и мифическими одновременно. Понадобилось мгновение, чтобы понять – и Люс пробрал страх.

Она была в Москве.

А город был военной зоной.

Черный дым поднимался в серое небо, отмечая места в городе, по которым уже был нанесен удар: слева от большого Кремля, и сразу за ним, и снова вдалеке справа. На улицах не было сражений, ни следа того, что вражеские солдаты уже зашли в город. Но пламя лизало опаленные здания, горелый запах войны царил повсюду, а угроза того, что это не конец, была еще хуже.

Это была пока что самое худшее, что Люс сделала в своей жизни – возможно в любой из ее жизней. Родители убили бы ее, если бы знали где она. Дэниел, возможно, никогда не заговорит с ней.

Но потом: что если у него даже не будет шанса злиться на нее? Она может умереть прямо сейчас в этой военной зоне.

Почему она это сделала?