Она сидела на церковной скамье в белом платье с кружевами. Играл орган, пока люди входили на службу.
Она моргнула, и видение исчезло. Вокруг нее снова были развалины. Она замерзла и была совсем одна. Еще одна бомба разорвалась на другой стороне реки, и ударная волна повалила Люс на колени. Она прикрыла лицо руками….
Пока не услышала, как кто-то тихо плачет. Она подняла голову и, сощурившись, посмотрела в глубокую тьму руин, и увидела его.
– Дэниел, – прошептала Люс.
Он выглядел все так же. Практически излучал свет, даже в леденящей темноте. Светлые волосы, по которым она так любила пробегать пальцами, лилово-серые глаза, которые словно были созданы, чтобы встречаться с ее глазами. Прекрасное лицо, высокие скулы, эти губы. Сердце колотилось, и ей пришлось крепче ухватиться за железный забор, чтобы не побежать к нему.
Потому что он был не один.
Он был с Лушкой. Утешал ее, гладил ее лицо и поцелуями высушивал слезы. Они прижимались друг к другу, их головы склонились в бесконечном поцелуе. Они так забылись в объятии, что не замечали грохот и сотрясение земли от еще одного взрыва. Они выглядели так, словно в мире остались только они вдвоем.
Между их телами не было пространства. Было слишком темно, и невозможно увидеть, где кончался один и начиналась другая.
Люс поднялась на ноги и прокралась вперед, передвигаясь от одной груды развалин в темноте к другой, просто желая быть ближе к нему.
– Я думала, что никогда не найду тебя, – Люс услышала слова своей прошлой «я».
– Мы всегда найдем друг друга, – ответил Дэниел, поднимая ее с земли и прижимая к себе. – Всегда.
– Эй, вы двое! – раздался голос из дверного прохода в соседнем здании, – Вы идете?
Через площадь от пустого места маленькую группу людей вел в прочное каменное здание парень, лицо которого Люс не могла увидеть. Туда и направлялись Лушка и Дэниел. Должно быть, таков был их план все время, укрыться от бомб вместе.
– Да, – Лушка крикнула другим. Она посмотрела на Дэниела. – Давай пойдем с ними.
– Нет, – коротко ответил он. Нервно. Люс слишком хорошо знала этот тон.
– Мы будем в большей безопасности, если уйдем с улицы. Разве не поэтому мы договорились встретиться здесь?
Дэниел повернулся, чтобы бросить взгляд позади них, и его глаза пробежали прямо по тому месту, где пряталась Люс. Когда небо озарилось еще одной серией красно-золотых взрывов, Лушка закричала и спрятала лицо на груди Дэниела. Так что Люс единственная увидела выражение его лица.
Что-то его тяготило. Что-то большее, чем страх взрывов.
О нет.
– Даниил! – мальчик из соседнего здания все еще держал открытой дверь в убежище. – Лушка! Даниил!
Все остальные уже были внутри.
И тогда Дэниел развернул Лушку кругом и поднес губы к ее уху. Стоя в своем убежище в тени, Люс ужасно хотела знать, что он ей шептал. Произносил ли он те же слова, что Дэниел всегда говорил ей, когда она была расстроена или подавлена? Она хотела побежать к ним, оттащить Лушку прочь – но не могла. Что-то глубоко внутри нее застыло.
Она посмотрела на выражение лица Лушки, словно вся ее жизнь зависела от этого.
Может, так и было.
Лушка кивнула, пока говорил Дэниел, и ужас на ее лице сменился спокойствием и умиротворением. Она закрыла глаза. Кивнула еще раз. Потом наклонила голову назад, и улыбка тронула ее губы.
Улыбка?
Но почему? Как? Она словно знала, что произойдет.
Даниил держал ее в объятиях. Он склонился для еще одного поцелуя, в последний раз прижимая свои губы к ее, пробегая руками по ее волосам, потом вдоль ее тела, по каждому ее дюйму.
Это было так страстно, что Люс вспыхнула, так интимно, что она не могла дышать, так прекрасно, что она не могла отвести взгляд. Ни на секунду.
Даже тогда, когда Лушка закричала.
И взорвалась колонной обжигающего белого пламени.
Буря огня была не из этого мира, текучая и почти элегантная в каком-то ужасном смысле, как длинный шелковый шарф, обернутый вокруг ее бледного тела. Она обхватила Лушку, оплела ее, освещая зрелище ее мечущихся горящих конечностей, беспрерывно машуших – а потом они замерли. Даниил не отпускал ее, ни когда огонь поджег его одежду, ни когда ему пришлось держать ее разбитое тело, потерявшее сознание, ни когда пламя сожгло ее плоть с отвратительным резким шипением, ни когда ее кожа начала чернеть и превращаться в уголь.