Обреченные

Ноги Люс онемели, когда она пыталась продраться сквозь слой снега, достигающий икр, на тротуаре. Белый камень был исполосован черным пеплом. Пламя горело глубоко внутри кратера в одной стороне здания.

Взрыв выплюнул груды неузнаваемого мусора. Снег был испачкан красным. Люс отшатнулась, пока не осознала, что это не кровь, а куски шелка. Должно быть, это был магазин портного. Несколько сильно обугленных вешалок разбросаны по улице. Манекен лежал на боку в канаве. Он горел. Люс пришлось прикрыть рот шарфом бабушки, чтобы не задохнуться от дыма. Куда бы она ни пошла, разбитое стекло и камень врезались в снег.

Ей нужно повернуть обратно, найти бабушку и сестру, которые помогут ей добраться до убежища, но она не могла. Ей нужно было найти Лушку. Она никогда еще не была так близко к одной из своих прошлых «я». Возможно, Лушка сможет помочь ей понять, почему последняя жизнь Люс оказалась другой. Почему Кэм выстрелил звездной стрелой в ее отражение, думая, что это она, и сказал Дэниелу:

– Это было лучшим концом для нее.

Лучшим концом, чем что?

Она медленно повернулась кругом, пытаясь заметить вспышку красного в ночи.

Вон там.

Девушка бежала вниз по холму к реке. Люс тоже бросилась бежать.

Они бежали совершенно с одинаковой скоростью. Когда Люс пригнулась при звуке взрыва, Лушка тоже пригнулась – странное эхо движения самой Люс. И когда они добрались до берега реки, и увидели город, Лушка замерла так же, как и сама Люс.

В пятидесяти ярдах от Люс ее зеркальное отражение начало всхлипывать.

Такая большая часть Москвы горела. Так много домов сравняли с землей. Люс пыталась представить другие жизни, разрушаемые по городу сегодня ночью, но они казались далекими и недосягаемыми, словно что-то, о чем она читала к книге по истории.

Девушка снова двигалась. Бежала так быстро, что Люс не могла бы ее догнать, даже если бы хотела. Они оббегали гигантские кратеры, пробитые в брусчатке. Пробегали мимо горящих зданий, издающих ужасный треск, когда огонь перекидывался на новую цель. Они пробежали мимо разбитых, перевернутых военных грузовиков, почерневших рук, висящих по их сторонам.

Потом Лушка повернула налево и вниз, и Люс больше не видела ее.

По венам побежал адреналин. Люс неслась вперед, ее ноги стучали громче, все быстрее по заснеженной улице. Люди бежали так быстро, только когда они были в отчаянии. Когда нечто большее, чем они сами, толкало их вперед.

Лушка могла бежать только к одному.

– Лушка…

Его голос.

Где он? На мгновение, Люс забыла свое прошлое «я», забыла русскую девочку, чья жизнь могла оборваться в любой момент, забыла, что этот Дэниел не был ее Дэниелом, но…

Конечно же, он был.

Он никогда не умирал. Он всегда был здесь. Он всегда был ее, и она всего была его. Она только хотела найти его объятия и укрыться в них. Он будет знать, что ей нужно делать, он сможет ей помочь. Почему она сомневалась в нем раньше?

Она бежала на его голос. Но ни Лушки, ни Дэниела не было видно. Через квартал от реки Люс резко остановилась на пустом перекрестке.

Дыхание сбивалось в замерзших легких. Она не могла стоять из-за холодной, стучащей боли глубоко в ушах, и ледяного покалывания в ногах.

Но в какую сторону ей нужно идти?

Перед ней раскинулось огромное пустое пространство, заваленное обломками и отделенное от улицы лесами и железным забором. Но даже в темноте Люс могла определить, что это были старые руины, а не что-то уничтоженное бомбой во время воздушного нападения.

Оно не слишком хорошо выглядело, просто уродливая, покинутая всеми дыра. Она не знала, почему все еще стояла здесь. Почему она перестала бежать, услышав голос Дэниела…

Пока она не ухватилась за забор, моргнула, и перед ней пронеслась вспышка.

Церковь. Величественная белая церковь с зияющей дырой. Огромный триптих мраморных арок на фасаде. Пять золотых шпилей, поднимающихся высоко в небо. А внутри – ряды отполированных воском деревянных скамей, протянувшихся насколько видно глазу. Над белыми ступенями алтарь. И все стены, и высокие потолки с арками покрыты прекрасными орнаментами и фресками. И ангелы повсюду.

Храм Христа Спасителя.

Откуда Люс знала об этом? Почему она чувствовала каждым фибром души, что это когда-то было великолепной белой церковью?

Потому что она была тут мгновение назад. Она увидела чьи-то отпечатки в пепле на металле: Лушка здесь тоже останавливалась, тоже смотрела на руины церкви и что-то почувствовала.

Люс ухватилась за перила и снова моргнула, и увидела себя – или Лушку – в детстве.