Обреченные на страх

– В числе посвященных. Весьма удачное совпадение. Впрочем, я бы в любом случае узнал, не от него, так от кого-то другого. Эти происшествия у меня на особом контроле, а среди членов нашего братства есть сотрудники госорганов и силовых структур. Так что мне сразу сообщили бы, начни кто-то проявлять интерес к тем случаям. Но сложилось так, как сложилось, и я счел за благо позволить вам узнать все от Рустама, ведь в противном случае вы стали бы искать другие источники информации. Сообщив вам сведения, мы решили подождать, что вы станете делать дальше. Если бы решились подключить прессу или полицию, вас бы устранили. Но вместо этого вы предпочли действовать в одиночку, приехали в Кири. Честно скажу, вы понравились мне – своей отвагой, решительностью, энергичностью. Я глядел на вас, говорил с вами, и до последнего не мог решить, как поступить.

– Зачем понадобилось травить меня? Почему вы не сказали мне всего там, в музее?

– А вы не понимаете? – Он приподнял брови. – Во-первых, разговор, как видите, занимает много времени, а его у нас почти не было. Во-вторых, вы чересчур непредсказуемы. Предоставленная самой себе, с машиной под боком, посреди деревни, где никто не знает правды, вы могли наворотить таких дел… Я не мог рисковать. В итоге решил предложить вам самой выбирать. Вы стремились узнать правду – я рассказал вам ее всю как есть. Но что вы станете с ней делать? Заговорите о том, что узнали сегодня, так вас поднимут на смех. Мы живем в век айфонов и Интернета, никто больше не верит в мистические силы. А станете упорствовать, так вас запрут в дурдом, будете лечиться по соседству с матушкой. Да и потом, мы не дадим вам и рта раскрыть, ведь если вы надумаете…

– Не трудитесь, и так ясно.

– Круг посвященных довольно широк, и это люди далеко не рядовые. Задумай вы пойти в полицию, написать статью, слить информацию в Интернет, нам об этом тут же станет известно. В общем, я делаю вам предложение.

– Что же вы предлагаете?

– Отпустить вас на все четыре стороны под честное слово о неразглашении я не могу. Это слишком хлопотно. Поэтому предлагаю вам присоединиться к нам. Вы молоды, честолюбивы, амбициозны. Каков предел ваших мечтаний? Возглавить собственное издание? Стать звездой журналистики? Топовым писателем? А может, хотите во власть? Не стесняйтесь! Вы получите все…

Думать об этом я больше не могла. Воспоминания жгли меня, мучили. Повернувшись на другой бок, лицом к окну, я увидела, что сквозь плотные шторы пробивается свет. Было уже почти четыре, занимался новый день. Хотелось немедленно уехать отсюда. Сам воздух в этом месте казался отравленным.

Я хотела поскорее вернуться в Казань. Подумать обо всем спокойно.

Теперь я знаю все. Мне ясно, зачем приходила моя погибшая сестра, от чего она пыталась уберечь меня. Как я боялась ее появления! А бояться, оказывается, нужно было совсем другого.

– Прости, что не послушала тебя, – проговорила я вслух и встала с кровати. – Не остановилась, пока еще могла. Теперь уже слишком поздно.

История моя подошла к концу.

Добавить к сказанному мне практически нечего.

Выбор, который мне оставили, на самом деле таковым не являлся.

Жить, как прежде, поклявшись хранить тайну и молчать, мне не позволят. Ефим Борисович ясно выразился на этот счет. Зачем оставлять в живых человека, который в любой момент может проболтаться? Так что, если я откажусь войти в круг посвященных, меня убьют. Какой будет моя смерть? Одна я умру или меня заставят забрать с собой на тот свет кого-то из друзей, страшно даже предположить.

Задумай я посвятить кого-то в эту тайну, предать историю огласке, пойти в полицию, меня убьют тоже. Я ничего не успею сделать.

Если соглашусь войти в Третий круг, самой мне не придется никого убивать. Но, скорее всего, результатом моего успеха станет падение, болезнь, горе или даже смерть другого, а я должна приветствовать это, пользоваться плодами такой жестокости, платить за привилегии звонкой монетой, делать то, что мне велят, чтобы процветали другие члены братства.

Что же остается? Убить себя? Такая мысль посещала меня. Но я поняла, что не хочу становиться самоубийцей. Это, говорят, тяжкий грех, пусть даже я до конца не разобралась, верую в Бога или просто боюсь ответственности и хочу переложить заботы о своей душе на плечи высшего существа.

Нет, геенна огненная меня не страшит. Хотя кто знает, может, и существует нечто подобное для безумцев, швырнувших бесценный дар жизни обратно в лицо тому, кто преподнес этот подарок.

Однако сама мысль о том, чтобы хладнокровно спланировать собственную смерть, разыскать таблетки или купить бритву поострее, а потом в определенный день и час взять и отправить себя в черную яму, – мысль эта ужасна и отвратительна. Вот ты живешь и дышишь, тело твое не ожидает предательства, душа – тем более, а ты вдруг берешь и совершаешь его. Разве может быть что-то хуже, злее, неправильнее, чем предать себя самого? Если уж ты сам это сделаешь, то другие и подавно. И Бог – тоже. Особенно он.