Обреченные обжечься

Уже вторую неделю с первых полос “Обозревателя Большого Лондона” не сходили новые новости о деле Харрисона Мерсера. За так и не состоявшуюся сутинёрскую деятельность ему грозили серьёзные проблемы, и его отец, основатель компании “Mi-ni-di” Фред Макензи, не собирался приходить ему на помощь – исходя из его интервью, его отношения с Харрисоном давно были оборваны. Его же младший сын, красивый голубоглазый блондин, которого я видела на вечеринке в честь дня рождения Дариана, оказался мудрее отца и отказался идти на какой-либо контакт со СМИ. Когда же уже спустя несколько дней после поднявшейся шумихи вокруг этого дела выяснилось, что Харрисон был замешан ещё и в насильственных действиях относительно двух девушек из крупнейшего в Лондоне стрип-клуба, Макензи-младший сел в самолёт и умчался за океан, явно поняв, что от подобной лужи грязи ему будет лучше держаться подальше. Я даже немного сочувствовала этому блондинчику с грустной улыбкой, фотографии которого сейчас мелькали на крупнейших обозревателях Британии. Мне ли не знать, каково это – иметь брата с откровенно дурной репутацией?

О Дариане же, как, собственно, и обо мне, и об Энтони, не было в этой истории сказано и слова. Каждый раз читая очередной чан грязи о Мерсере, я с облегчением выдыхала, не находя наших имён в статье. С каждой новой статьёй моё спокойствие постепенно нарастало и вскоре я вовсе перестала следить за новостями не только о Мерсере, но в принципе за любыми другими. Пока я отслеживала развитие интересующих меня событий, во мне не только укрепилась, но и возросла неприязнь к средствам массовой информации. Не знаю, как Дариан добился того, чтобы нас обошла участь измазаться в этой грязи, но я была искренне благодарна ему за это.

…Хьюи хотя и остался наивным ребёнком, не только не научившемся, но даже разучившемся врать – иначе как объяснить его заявление о том, что Пандора его не угощала сладостями и поэтому этот пробел должна восполнить именно я, ведь сегодня его больше никто не посетит, но при этом у него из-под подушки торчали фантики? – зато я искусством лжи за это невероятно долгое для себя десятилетие овладела в совершенстве, хотя и пользовалась им крайне редко. В случае с разбитой губой и своём однодневном отсутствии я виртуозно выкрутилась ложью о том, что меня сбил нерадивый спортсмен-велосипедист. С полуслова поверив в мою ложь, Хьюи ещё несколько дней негодовал, наблюдая за заживлением моей губы. Благо на мне всегда всё быстро заживало, словно на дикой собаке. Может быть поэтому я и отделалась “лёгким испугом” в автокатастрофе, которую не смогли пережить мама с Джереми и которая так дорого обошлась Хьюи. Если подобный для меня итог, конечно, можно обозвать “лёгким испугом”.

Хотя Хьюи и был тихим ребёнком – тише только Пени – он же и отличался от нас не только добрым сердцем – добрее только у Пени – но и пронзительно острым умом. Перед тем, как впасть в кому, Хьюи всерьёз переживал из-за того, что не знал, кем именно хотел стать в этой жизни, пока тринадцатилетняя я убивала всё своё свободное время на скрипку и избиение мальчишек с соседней улицы. Не прошло же и месяца после его десятилетней комы, как он вдруг вполне серьёзно заявил мне, что хочет стать пекарем-кондитером, после чего попросил меня купить для него какую-нибудь книгу рецептов. Я сразу же тряхнула на приличные наличные Пандору, как любимую и единственную бабушку, о чём она нам неустанно напоминала, так как Амелия была более скромна и вообще являлась нам прабабкой. После того, как я купила Хьюи самую дорогую, самую красочно оформленную и самую неподъёмно-громадную кондитерскую книгу, он с головой погрузился в новый для себя мир, вновь отстранившись от реального. Вскоре, видя, что он неохотно отрывается от изучения рецептов, активно помечая некоторые из них наклейками из кружочков разноцветной бумаги, я пожалела о том, что не купила что-нибудь менее объёмное. Однако сразу после того, как я упрекнула Хьюи в том, что он вновь готов променять реальность на пока ещё воображаемый мир тортов и кексов, он стал более внимательным к гостям, хотя позже и выяснилось, что ради чтения любимой книги он стал меньше времени уделять на сон: доктор Адерли жаловался нам на это и одновременно радовался тому, что Хьюи с таким усердием, пусть даже и неосознанным, заставляет работать свой мозг. Когда же выяснилось, что Хьюи заучил наизусть несколько особенно понравившихся ему рецептов тортов, я едва не выронила книгу из рук – наверняка бы сломала себе ногу этой махиной! – когда поняла, что он знает их буквально дословно.

Казалось, будто Хьюи начал спешить жить. Он всё делал быстро. Заучивал рецепты, поглощал потоки информации из журналов и газет, разгадывал десятки кроссвордов, читал книги и… Учился ходить.

На днях Хьюи впервые встал на костыли. И хотя он всё ещё мог на них только стоять, он делал это самостоятельно, без посторонней помощи. От подобного прогресса у меня на глаза наворачивались слезы, но никто об этом, естественно, не знал.