Другое дело — здесь. Тишь, темнота, ничего не видно. Кажется, невидимый, и оттого особенно страшный враг обступает со всех сторон, рассматривает его, скорчившегося за битым кирпичом, через прицел, прикидывая, куда лучше выстрелить, в голову, чтобы уж наверняка, или в живот, чтоб помучился? Возможно, так и есть: Ярцефф говорил, и во тьме есть много способов засечь живое существо. Никто ничего толком не понял, но, вроде бы, есть у них приборы, что чуют тепло тела за сотню метров. И ещё какие-то пеле… пила… хрен выговоришь, а суть в том, что чуют они любое движение, не говоря уж о выстреле, и уже за километр. «А сколько это — киломент?» — помнится, спросил он. — «А тысяча метров. Ну, десять раз по десять, и всё это ещё десять раз». Честно говоря, он не очень-то и понял, вон Гугнява, тот к Мэтхену в его «школу» ходил, тот знает… Знал. И есть ещё какие-то небольшие, но юркие и незаметные «беспилотники», что летают над землёй и высматривают любое подозрительное движение. Ну, для разговоров свои датчики есть, так что услышат речь, кашель или шарканье сапог метров с двухсот. Опять же, прожектора есть…
Стало быть, залитая тьмой площадь для них не такая уж и тёмная. Предала тьма, всегдашняя союзница мутантов: ночью ничуть не легче, чем днём. Ну, может, чуть-чуть, совсем-совсем чуть-чуть. О том, что ночью двигаться безопаснее, можно забыть.
Страх пришпиливал к земле, как никогда не виданная разведчиком иголка — столь же невиданную бабочку. Пришлось сделать глубокий вдох, вспомнить о своих. От прорыва зависит судьба всех. И их, самых дорогих на свете, тоже. А чтобы прорыв удался, нужно предупредить тех, на вокзале. Если они продержались весь день, значит, парни не промах, помогут. Потом вместе уйдём в подземелья…
Хорь решительно оттолкнулся и осторожно, как учил Ярцефф, выполз из-за последних развалин на открытый всем ветрам (и пулям) замусоренный пустырь. Он пробирался осторожно, то и дело замирая, чутко озираясь и вслушиваясь во мрак.
Нет, полной тьмы и тишины не было. Мутным пятном из мглы то и дело выплывали подсвеченные развалины вокзала. Ревели моторы броневиков, то и дело тишину рвали в клочья длинные вражеские очереди. Раздавались и ответные — совсем короткие, на два патрона, чаще вообще стреляли одиночными. Значит, где-то был не найденный Ярцеффом склад, может, совсем маленький, или вовсе тайник-схрон. Они нашли автоматы и патроны — но ничего серьёзнее. По сравнению с воинством Ярцеффа — нищета. Да и подготовки, возможно, никакой. Зато хватало решимости занять оборону и драться до конца.
Последняя очередь прогрохотала совсем близко — до стрелявшего бронетранспортёра было метров тридцать. Даже сквозь смог проступили мутные пятна трассеров. Те, кто на вокзале, не ответили, они уже знали, что железные повозки с пулемётами неуязвимы. Интересно, достала ли кого-нибудь короткая, в два патрона, очередь с вокзала, прогремевшая чуть погодя? Хотелось бы верить, что достала: наверное, подобрался кто-то вплотную, очередь броню и пробила.
И снова — грохот пулемётов, оба броневика стреляли, не считая патроны. Точно достали, вот экипажи броневиков и мстят, долбя крупными пулями ветхие стены. И хотя победа была совсем маленькая, она мало что значила для тех, кто скоро останется без патронов, да и вообще ещё вчера он и не подозревал об их существовании, Хорь улыбнулся. Ещё два дня назад были свои, поселковые — и чужие, на чью судьбу посельчанам наплевать. Теперь всё изменилось: своим стал каждый, для кого Подкуполье — дом. А готовые встретить врага с оружием стали своими вдвойне. Ради них стоило рискнуть жизнью.
Ну вот, пока стреляют, сами они ничего не слышат. Хорь прибавил ходу, но подняться на ноги не решился — мало ли что!
…Очереди ударили внезапно, и теперь не в сторону вокзала, а куда-то вбок. Взревев мотором, один из броневиков развернулся, два столба света от прожекторов поймали бегущую фигуру. По длинным, будто нарочно вытянутым ногам с большими перепончатыми лапами, крохотному пузатенькому туловищу, и не имеющей шеи, фаллообразной голове он узнал бегущего. Дрыся, паренёк, тоже ходивший под началом Петровича. Дёрнула же его нелёгкая попытаться пробраться бегом! Теперь эти будут наготове. Подстрелят, как пить дать…
Сделав отчаянное усилие, Дрыся сумел выскользнуть из светового столба. Ему пришлось отвернуть от вокзала прочь — и, как с тревогой отметил Хорь, в его сторону. По впавшему в панику Дрысе уже стреляли все, кому не лень. Скрещивались во тьме автоматные трассы, визжали, рикошетя о развалины, пули, порой они смачно чавкали, попадая в слизь, и было это куда ближе, чем хотелось бы.