Обреченные жить (Форт у Синей реки)

Лада обвила меня крепкими руками, и я чуть не задохнулся — столько силы было в ней. Ею язык проник в мой рот, вызвав во мне ответное желание. Я снова опустил руку и развязал шнурок. Лад вздрогнула и чуть отстранилась.

— Можно мне лечь? Эта кожа сидит очень плотно, и ты ее не стянешь. Я всегда их снимаю только лежа.

Я покачал головой:

— У меня хватает пока силы…

Я потянул вниз. Штаны, на самом деле, сидели на ней как влитые, но, удержатся под моим напором, не могли. Больше на ней не оставалось ничего. Полные бедра при сумрачном освещении белели как мрамор, а в низу живота темным треугольником выделялся манящий холмик. Я поднялся с колен, на которые опускался, чтобы раздеть Ладу, и развязал шнурок на своих штанах. Она часто задышала, опустив руки вдоль тела и упрямо смотрела в сторону, боясь, встретится со мной глазами.

— Поцелуй меня еще раз. Меня там не… целовали.

Она подняла голову.

— Ну, что же ты?

Лада вновь положила на мои плечи свои руки и прикоснулась к моим губам. Я хотел ее, чувствуя, как готов овладеть этой женщиной. Ее формы совсем не походили на хрупкую фигурку Нату, или точеную грацию Элины, но, тем не менее, желание уже полностью овладело мною, и ее нагое тело только возбуждало. Я потянул ее за плечи и повалил на постель. Лада сжалась.

— Если ты не захочешь, ничего не выйдет. Я не умею насиловать… Ты боишься?

— Нет. Просто так получилось… Все вспомнилось. Но ты не думай — она испугалась, — Я буду… как хочешь. Подожди немножко, я успокоюсь, если смогу… Это так, настолько неожиданно. Я ведь не верила, что ты придешь.

— А хотела?

— Да…

Я уже не мог ждать. Положив ладонь на холмик Венеры, я провел по нему пальцами… Она могла молчать — но я явственно ощутил, что она разделяет мое желание…

— Тебе неприятно?

— Не знаю. Я ожидала, чего-то другого.

— Того, что было?

— Нет! Нет, не надо! Только не так!

Я повернул ее к себе:

— Ты боишься быть с мужчиной, да? Боишься того, что с тобой делали? И хочешь этого… Но, только от тебя зависит, что ты станешь испытывать сейчас, желание или отвращение. И от меня, тоже.

— От меня? Я сама не знаю, чего сейчас хочу…

— Я знаю. Попробуй, расслабится…

Я лег на нее и принудил слегка раздвинуть ноги.

— Не страшно?

— Нет…

— Тогда не сопротивляйся мне.

Я еще сильнее раздвинул ей ноги и, уже сгорая от обуревающей меня, страсти, направил член в упругое отверстие. Против ожидания, войти в нее оказалось непросто — Лада превратилась буквально в комок сплошных нервов… Я не стал ее ласкать и подготавливать, так, как делал это, будучи с Натой или Элиной. Мною руководило только желание обладать ею — и не более. Но и принуждать девушку было нельзя — она ждала от этой ночи совсем иного отношения. Превозмогая нетерпение, я обнял ее и стал покрывать влажное от слез лицо, поцелуями. Что-то шепча, я старался быть нежным, помогая ей расслабиться и преодолеть возникшее смущение. В итоге, Лада сама взяла мое лицо в ладони и, молча, плача, стала неумело касаться губами моих глаз. Оставаться бесстрастным стало невозможно… Что-то дрогнуло в сердце, я едва подавил рвущийся наружу комок — боль и чувства девушки, принудившие ее к этой ночи, были мне слишком знакомы…

— Прости меня…

— Дар… Сделай это. Пожалуйста…

Иного мне и не оставалось… Сжав до боли, я обхватил ее за ягодицы и с силой надавил. Лада вскрикнула — а я проник в нее, так, словно стал первым, кого она испытала на себе, как мужчину. Меня даже поразило, насколько трепетно она вздыхала при моих движениях — создалось впечатление, что у нее и не было никого до меня. Через какое-то время Лада стала учащенно дышать и вздрагивать. Потом она забилась в моих руках, пытаясь вырваться — но это было непросто. Я стиснул ей руки, резкими толчками проникая внутрь… На какое-то мгновение показалось, что рвется преграда, делающая ее женщиной, отчего я испытал чуть ли не шок — такого просто не могло быть! В конце концов, за те дни, которые она провела среди уголовников Сыча, ее вовсе не щадили…

Она вскрикнула в полный голос и резко отстранилась:

— Больно! Мне больно! Дар!

Это было необъяснимо! Я чувствовал, чуть ли не те же ощущения, когда впервые сделал Элину женщиной… но такого просто не могло быть! Лада вскрикивала, даже пыталась вырваться — но я остановился, только когда желание полностью покинуло меня. Она сразу сжалась в клубок и слегка застонала.

— Что с тобой? Что происходит?

— Ты… Очень большой.

— Я? — После хрупкой и невесомой Элины, услышать такое из губ этой крупноватой женщины было несколько странно. — Никогда такого мне не говорили… последние пару лет.

— Тебе, наверное, просто не говорили правду… Мне казалось, ты уже у самого сердца!

— Ты… — я был в полной растерянности. — Как бы это сказать… У тебя все там цело?

Она слабо улыбнулась:

— Не тревожься. Мне было больно всегда… С каждым, из тех… Наверное, так и должно быть?

— Нет. Не должно. А у тебя… До них, до бандитов — ты правду сказала, никого?

Она легла на бок, потянув на себя шкуру и прикрывая ею тело.

— Нет. Отец нас держал в строгости. А после того, как произошло землетрясение, нам и вовсе стало не до ребят.