Обреченные жить (Форт у Синей реки)

Звезды наверху засияли немного ярче — вышедшая из облаков луна залила все пространство над прериями ярким светом. В Синей реке заиграли серебряные лучи — волны подхватывали их и разносили меж своих гребешков. Доносился шум прибоя — ветер на реке никогда не утихал, заставляя их лизать прибрежный песок и делясь с нами теми дарами, которые река несла от самых горных хребтов. Это могли быть поваленные где-то высоко деревья, тушки утонувших животных, сухие листья и коряги, мелкие камешки и раковины — река подхватывала и швыряла на берег, усеивая его на всем протяжении. За нашими спинами, в темной полосе, среди колышущихся трав, мелькали неясные и далекие тени — может быть, стадо вышедших попастись ночью, гривастых коней-пхаев. Или это были волки, решившие нарушить незримые границы, отделявшие их от ненужного соседства, с опасными теперь для них, людьми… Но тишину не нарушал ни характерный заунывный клич стаи, ни пхай — ржание лошадей. Над головами, неясной массой проплывали облака — и в них не мелькали громадные тени хищных птиц.

— Ты уже привык?

— Да, — я понял ее вопрос. — Мне нравится такая жизнь. Наверное, Сова был прав, когда отказался от всех благ и порвал с прошлым.

— Жалеешь, что не последовал его примеру сразу?

— Нет, тогда бы я не смог так поступить. Это было бы нелепо — бросить все, и ради чего? Я не верю в небеса, кто бы на них не жил. И, в духов нашего шамана — тоже. Я слишком материалист, чтобы полагаться только на их помощь. Оружие, крепко зажатое в руке — вот моя вера. Она значит намного больше никчемных заклинаний!

— Ой, ли? А Элина говорила, ты был согласен со всем, что предлагал Сова, когда он решил танцевать для меня танец возвращения к жизни…

— И у него получилось… Но в тот момент я был готов поверить, чему угодно — чтобы спасти тебя! Я сходил с ума, видя, как ты умираешь!

— А я никогда не привыкну, к тому, что у меня есть ты. И это — только из-за Того дня… Представить себе, что я полюблю человека, который будет настолько старше меня. И что именно он станет тем, кто вернет меня к самой жизни — когда мне и жить, уже не хотелось…

Мы прижались друг другу губами. Ната прикрыла глаза, а я стал покрывать поцелуями ее щеки и ресницы. Нас никто не мог видеть, и я не стеснялся чужих глаз.

Ната высвободилась и потянулась:

— Становиться прохладно.

— Накинь… — я протянул ей свою безрукавку.

Ната прижалась ко мне плотнее и попросила:

— Возьми к себе…

Я обнял ее, положив руку на плечи.

— Тихо… Слышишь, как тихо? Река, степь… и все. Ни огней, ни голосов, ни машин. Ничего… Я уже привыкла к тишине. Кажется, так было всегда. Может быть, нас просто перенесло из будущего в прошлое? Сова, со своими манерами, дубинки, луки, звери… и это, что нас теперь окружает. Столько времени прошло — а до сих пор не могу отделаться от мысли, что это не мой мир, что это — чужое… Что это? Как ты думаешь?

Я приласкал ее, взъерошив волосы между пальцев. Ната вздохнула и прислонилась к моей щеке.

— Даже к смерти привыкла… Она так близко, словно живет с нами, и мы лишь случайно не попали в число избранных, для очередного жертвоприношения. Я, наверное, плохая женщина… Должна бы страдать, плакать, быть мягкой, хрупкой, всех жалеть… А я ничего не чувствую, словно у меня перед сердцем наросла грубая подошва. И она ничего внутрь не пропускает. Кроме тебя и Линки… Как ты можешь любить такую женщину?

— Могу, — я с нежностью привлек ее к себе. — Такую женщину я могу любить. То, что ты говоришь об этом — это только слова. А на самом деле, ты добрая, мягкая, и вовсе не каменная… Просто сейчас такое время, что приходится многое носить в себе, иначе мы захлебнулись бы, в общем горе.

Ната опустилась мне на колени, подложив под подбородок сложенные руки. Она смотрела на мерцающие в лунном сиянии пробегающие мимо волны, а я гладил ее по голове, словно это была не юная и любимая женщина, а пушистый котенок, прилегший отдохнуть от проказ к своему хозяину.

— Вы здесь?..

Элина подошла к нам, держа на плечах одеяло.

— Зябко… Я вам одеяло принесла. А то простудитесь. Укройся.

— Спасибо.

Она тоже села рядышком, и стала подбирать с земли камешки и бросать их вниз.

— … Я пришла, а вас нет. Я так и подумала, что вы здесь. Спокойно, да?

Элина, сама того не зная, повторила ту же мысль, которую до нее высказала Ната. Я приподнял одеяло, которое она набросила на нас, и сказал:

— Иди к нам. Вместе теплее.

Девушка послушалась и прижалась ко мне горячим и дразнящим боком. Она куснула меня за мочку уха и прошептала:

— Я устала вас ждать… А Натка, что — спит?

Я перевел глаза. Ната, прикрыв глаза, замерла, и ровно дышала, убаюканная моими руками и тишиной. Она во сне облизнула губы и вновь прикрыла их, лишь на мгновение, высунув язычок. Мне захотелось прикоснуться к ее губам, но для этого пришлось бы ее поднимать с колен, на которых она так удобно расположилась.

— Тебе не тяжело?

— Нет… Она легкая.