Обреченные жить (Форт у Синей реки)

Неожиданно Элина обвила меня за шею и поцеловала. Ее язык проник за мои губы, пробежался по зубам и приятно щекотнул по небу. Я ответил на чувственный поцелуй девушки и чуть прикусил губу, заставив ее податься назад.

— Пойдем домой… я хочу быть с тобой…

Элина давно сама не стремилась к ласкам — после того случая… И почти не отвечала на них — если мы ложились вместе. Ната уже не могла не замечать того холодка, который нас разделял, но, почему-то, не вмешивалась… То, что происходило сейчас, могло быть только следствием испуга — ведь ящер мог утащить под воду не только мальчика, а любого из нас. Я сглотнул — с этой напряженностью нужно было кончать…

— Ты права. Надо отдохнуть… Завтра может прибежать из прерии Угар, и тогда придется со всех ног спешить в степи. На охоту. А потом тащить на себе все, что удастся добыть.

Элина сразу поскучнела — и я понял, что она ожидала совсем иного ответа…

— Лина… Я тоже хочу тебе многое сказать…

Я осторожно поднялся, удерживая Нату на руках. Она сложила руки на груди и прислонила головку ко мне. Элина подхватила одеяло, слетевшее с нее на землю, и зашагала впереди, предупреждая меня о возможных препятствиях на пути. Мы молча прошли в ворота форта, мимо стоявшего на стенах Блуда, и под его взглядами зашли к себе в дом.

Элина расстелила постель, и мы положили на нее спящую Нату. Потом Элина скинула все с себя и легла на спину, смущенно и призывно раскрыв мне руки навстречу… Она, по-прежнему, была желанной, страстной и откровенной в своих чувствах. Ее руки обвили мою шею, и я услышал горячий шепот:

— Я так устала… Что со мной, Дар? Что с нами? Почему все так, неправильно? Почему ты так сказал тогда? Ведь я никому таких слов не говорила — никогда в жизни! Никогда! А ты… Мне же жить не хотелось!

— Линка!

Она всхлипнула и, не давая мне смотреть в ее глаза, глухо промолвила:

— Я потом все поняла, мне Салли пояснила… Конечно, в такие моменты такое признание тебе было, как…

— Я ждал его так долго, Линка! Я почти не верил, что, когда-нибудь, услышу это от тебя. Прости меня, солнышко мое, прости, прошу тебя! У меня тогда в глазах только кровь была… и Ната.

— Я знаю… Я все тебе простила — давно. Вернись ко мне, любимый мой! Вернись!

Она так обняла меня за голову, так впилась своими губами в мои, что я сразу потерял ощущение реальности… Элина дважды отдалась мне, возбуждая во мне желание и силы вновь и вновь обладать ее телом. Манера любить у моих юных женщин была разной, резко контрастирующей друг от друга, и от того еще больше вносившей разнообразия в нашу интимную жизнь. Ната становилась мягкой, податливой, стремясь к тому, чтобы я входил в нее как можно сильнее, оставаясь при этом сильной и нежной. Она умела делать со своим телом такие вещи, о которых я даже и не помышлял когда-то… Ната не успокаивалась до тех пор, пока не убеждалась в том, что я истратил все свое желание — и меньше всего заботилась при этом о себе. Элина соответствовала своему прозвищу — раскрываясь, подобно цветку, в миг блаженства полностью расслаблялась и часто кричала от избытка и в поисках выхода своих чувств. Что и говорить, это еще больше возбуждало меня, возвращая и силы, и желание еще раз слиться с таким прекрасным телом… Но если они брались за меня вместе, я, наутро, порой не мог найти в себе силы, чтобы просто встать!

Девушка посмотрела в сторону, продолжавшей спать, Наты, и повернулась ко мне:

— Теперь лучше… Словно камень с сердца спал!

— Ты простила меня?

— Да… — она слабо улыбнулась, обессиленная обоюдными и неистовыми ласками. — Столько времени я ждала тебя… Я думала — ты меня совсем разлюбил. Нет, не возражай — я все равно не поверю, если скажешь, что я для тебя значу столько же, сколько и Ната. Но меня ведь не готовили к тому, чтобы стать второй женой у человека, который мне в отцы годиться!

— За сегодняшний день я это слышу уже второй раз…

— Ната сказала? Впрочем, что я — кто же еще? Но это так, и это правда. А я всегда буду для тебя второй… Или, даже — третьей, четвертой… не знаю, какой. У тебя была настоящая семья — а мы, это так… Просто, воля случая.

— Ты не вторая, — я обнял ее и укрыл одеялом — И не первая. С чего вдруг тебе пришло в голову считаться с ней местами?

— Потому что я никак не могу ощутить себя на своем месте. Все равно — это неправильно. Так не должно быть. Никто так не живет — только мы одни. Нет, я знаю — мужчины в долине меняют своих подруг, едва ли не по две, в неделю. Выбор у них есть… Ты, конечно, более честный — только с нами. Но так тоже… Как-то, я не знаю…

— Вот оно что… Это потому ты так стала себя вести с Натой? Ревность?

— Если бы ревность. В том-то и дело, что ее я не ревную. Мы столько раз были вместе — она для меня, все равно, что ты. Ну, как ты не поймешь — не принято так… у людей.

Я вздохнул — мало нам было нелепой и трагической гибели немого мальчика, еще и эти переживания…

— Лина, о чем ты? Сама говоришь — столько времени вместе! Да в долине уже и не удивляется никто — все привыкли. И, поверь мне — никто нас не осуждает за это. Ну, разве что, Святоша. Но его мнение меня мало интересует.