— Этого вполне достаточно. А ведь я тебя предупреждал. Ты полез… В общем, куда тебя не звали. Ну и получил, что заслужил. И скажу — еще легко отделался. Не трогай ее — все останется между нами. А если тебе мало — что ж, в форте могут разрешить вашу ссору и иначе… Ты понял?
Он недовольно буркнул что-то, но послушался и отполз в сторону. Элина прыснула в ладонь:
— Ой, не могу! Такому красавчику, такому парню — и по пальцам! Ай-ай, как ты могла, Ульдэ?
— Пальцы грязные… — вполне серьезно ответила та и стала невозмутимо подымать теленка, понукая его веревкой.
— У нас раньше никто не смел обижать девушек! — ни к кому не обращаясь, промолвил Череп.
— И впредь не станут, — ответил ему я. — А станут — сами будут обижены. Все. Хватит. И так много времени потеряли. Надо идти.
Буря унеслась далеко на север — наверное, ударившись о хребет Каменных Исполинов, и присыпав развалины мертвого города, обрушилась на мрачные и почти стертые холмы провала…
Мы тщательно отряхнулись — оплавленный песок пустоши был очень мелким, словно мука, и смог набиться во все складки нашей одежды. Труднее всего пришлось псу — он был весь облеплен и походил на громадного желто-кремового медведя. Угар поднялся на лапы, рыкнул и так встряхнул всем телом, что мы невольно присели — будто туча вновь вернулась и обдала нас мельчайшими брызгами. Я протер ему глаза — пес с благодарностью лизнул меня в ладонь.
— Не успеем.
— Нет, — я согласился с Черепом. — Разводите костер — останемся на ночевку.
Элина нарезала из мяса тоненькие полоски. Люди в долине уже научились готовить его по способу индейца — подвешивая над дымом. Так получалось дольше, чем, если жарить в огне, но, зато мясо не пригорало, равномерно пропекаясь со всех сторон. В мешках охотников нашлись травы и съедобные коренья. Жажду мы предпочитали утолять водой. Постоянная жизнь среди прерий сделала из каждого опытных воинов, приучив выживать в одиночку. Мы не стали строить шатра — спать под открытым небом намного приятнее. Да и отсутствие холодов, о которых, казалось, все уже стали забывать, многое упрощало. Но ночевка еще дольше задерживала нас от возвращения в форт — а ноша, в виде взятых с собой громадных шматов мяса убитой коровы, давила на плечи…
— Нужна помощь.
— Дар, что скажешь?
Я кивнул и Бугаю, и Черепу, соглашаясь. Нести всю поклажу самим — застрянем надолго! А бросать — жалко…
На кусочке травы корявыми штрихами — писать приходилось ножом! — было изображено одно слово: «Тяжело». Ната, умница, должна догадаться, что это означает. Я привязал лист к шее Угара и легонько пихнул его в бок:
— В форт. Домой. К Нате.
Мы еще до бури разделили поклажу, и основная тяжесть досталась Бугаю, в виде снятой шкуры и увесистых рогов. Вся эта ноша теперь валялась на земле, полностью засыпанная песком. Пришлось откапывать — а телок только косил лиловыми глазами и шарахался от каждого движения в свою сторону.
— Соображает. — Бугай вздохнул, прихлопнув его по плечу — Что не тронем. Знал бы, для чего тащим, рвался уже…
Мы промолчали — эта жертва необходима…
— Ни разу такого не видел… — Блуд, выплевывая песок, случайно попал на ногу Ульдэ. Северянка, мгновенно изменившись в лице, выхватила томагавк. Череп едва успел перехватить руку — лезвие прошло в сантиметре от носа побелевшего парня.
— Тт. тт. ты что? Крыша съехала? Я что, нарочно?
Он и сам потянулся к рукояти ножа — но я положил ладонь на его руку и принудил вложить оружие обратно в ножны.
— Так… Всем слушать меня! — я обвел охотником тяжелым взглядом. — Закон форта — один за всех и все за одного. Считаете его словами? Тогда — прочь. Ульдэ?
Девушка насупилась, рука, державшая топорик, вздрагивала…
— Ульдэ! — я повысил голос. Она, прищурив глаза, отчего те и вовсе превратились в две узкие полоски, засунула томагавк за пояс. Я продолжал буравить ее взглядом. Ульдэ, не выдержав, отвернула лицо, после чего глухо произнесла:
— Я помню закон. Ульдэ не станет убивать… Блуда.
— Хорошо. Блуд?
Парень, осознав, что никто не расположен шутить, молча кивнул. Но я добивался иного…
— Не слышу.
— Я чту законы форта. Прошу Ульдэ меня извинить.
— Все слышали? Инцидент исчерпан. Мы прошли через кровь и смерть, никакие глупые размолвки не должны более встать меж нами, нигде и никогда. Блуд извинился — на этом и покончим. Сейчас — в путь.
Песчаная буря сильно осложнила возвращение домой. Ноги утопали в мелкой взвеси, пыль моментально поднималась вверх и забивала нос, отчего тот начинал зудеть. Глаза, не защищенные ничем, тоже страдали — пыль, взлетающая с каждым пройденным шагом, оседала долго и неминуемо попадала на лицо. Скоро все остановились — терли глазницы, тщетно пытаясь очистить их от микроскопических песчинок.
— Ну, твою же мать… — Бугай, не выдержав, горестно выругался. — Все так хорошо начиналось — и на тебе!
— Выйдем с этой равнины — станет полегче. — Чер, сохранивший хладнокровие, невозмутимо очищал что-то куском ткани.
— Что у тебя? Очки? — я не сдержал изумления.
Чер отрицательно мотнул головой: