Обреченный мир

Напряжение, казалось, материализовалось во что-то холодное, дрожащее. «Хорошо хоть сейчас день», – думал Кильон. Видимость была прекрасная, как над Напастью в самые погожие дни, каждый элемент Клинка представал сверкающе четким. Город словно дышал среди миража змеящихся воздушных потоков. Днем, в отличие от ночи, отсутствие освещения в глаза не бросается, и ничто не указывало на то, что на Клинке беда. Им еще лететь и лететь, а Кильону казалось: протяни руку – ухватишься за Клинок и подтянешь корабль к месту назначения.

– Сбиты два шара с бандитами, – доложил оператор перископа. – Подфюзеляжная турель продолжает обстрел. Кажется, мы пролетим, и черепа выпустят следующую волну шаров. – Оператор перевел дыхание, не отрываясь от окуляра со шторкой. – Третий шар сбит. Четвертый до сих пор поднимается.

– Перегрев первого двигателя, – доложил Аграф глухим от безысходности голосом.

Трубку переговорного устройства он прижимал к виску.

– Зафлюгируйте его, – велела Куртана. – Я снова убавлю обороты.

– Бесполезно. Сработала система управления огнем. Этому двигателю конец.

Кильон глянул в иллюминатор справа и увидел, как лопасти пропеллера разгоняют густой черный дым, который валит от створок двигателя и окутывает обслуживавшего его авиатора. Тот поспешил по лонжерону прочь со своего поста. Казалось, он форсирует события, трусит, но Кильон напомнил себе, что двигатель не просто отказал, а в буквальном смысле перестал существовать как таковой. Его детали теперь не просто соединялись, а сплавились, будто двигатель отлили монолитом. Может, он и подлежит восстановлению, если его расплавить и заново разделить на составляющие.

– Второй и четвертый двигатели работают, – сообщил Аграф. – Третий до сих пор перегрет.

– Зафлюгируйте все оставшиеся винты до умеренного шага, – распорядилась Куртана. – Буду их беречь, пока на ходу не расплавились.

– Сбит четвертый шар, – доложил оператор перископа. – Через минуту с лишним мы будем над второй волной.

– Донесение с «Киновари», – вмешался Тарджет. – У нее отказал двигатель. С «Хохлатки ольховой» рапортуют об отказе гидравлики у передней турели. Экипаж перешел на ручное управление, но там все быстро замерзает.

– Пока турель слушается, пусть зафиксируют ее на сорока пяти градусах к земле. Так хоть что-нибудь поразить смогут. – Куртана снова схватила трубку переговорного устройства. – Сбросить десять мешков балласта. Немедленно!

Пол снова накренился. Куртана, по-прежнему напряженная и сосредоточенная, двигала рычаги пульта управления.

– Не могу выровнять носовую часть. Мы снижаемся.

– Слишком быстро? – спросил Кильон.

Куртана наклонила голову и присмотрелась к окулярной сетке:

– Нет, сесть мы еще можем, если удержим этот вектор. По крайней мере, ветер на нашей стороне.

– Твой корабль умирает? – поинтересовалась Нимча невинным голоском, каким дети спрашивают, почему небо синее.

– Нет, – глухо ответила Куртана, – он превращается в другой корабль. И будет не хуже и не лучше, чем был, а просто другим.

– Тогда почему ты чуть не плачешь? – не унималась Нимча.

– Конец третьему двигателю, – сообщил Аграф.

– Триммирую, – отозвалась Куртана, и Кильон тоже расслышал, как дрожит ее голос.

Капитан изо всех сил старалась держать себя в руках.

– Вторая волна шаров оторвалась от земли и набирает высоту, – доложил оператор перископа. – Они чуть позади нас. Ветер несет их вперед, но у нас преимущество в путевой скорости.

– Это ведь хорошо? – спросил Кильон. – Раз они просчитались с набором высоты, то нас не обгонят.

– Им и не нужно обгонять, – проговорила Куртана.

– Не нужно?

– Стандартная для черепов схема атаки, доктор. Поднимаются в воздух чуть позади жертвы, потом нагоняют, пользуясь попутным ветром. – Куртана схватила трубку громкоговорителя. – Всем подфюзеляжным турелям продолжить обстрел шаров. Цельтесь в баллонеты, а не в гондолы, как бы вам ни хотелось расколошматить парочку черепов.

– Но ведь шары нам не страшны? – спросил Кильон. – У нас ведь столько всего на корабле, и оружие есть, и броня.

– Корабли наши скоро станут теми же воздушными шарами. – Куртана с силой толкнула рычаг, кусая губы от напряжения. – А пушки – тем же балластом. – Она вдруг ухмыльнулась, не удосужившись обернуться. – Ну и ладно! Бой на равных мне как раз по нраву. В таком побеждать приятнее.

– Перегрев двигателя два, – отрапортовал Аграф.

– Спасибо огромное, мать твою! – Куртана глянула на барахлящий двигатель. – Этот спасать бессмысленно. Сбросить балласт! Десять мешков, немедленно. Членам экипажа передайте – пусть готовятся сбрасывать дохлые двигатели.

– Сбиты два шара из второй волны, – доложил оператор перископа. – Еще два набирают высоту, но у одного повреждена корзина.

– «Киноварь» и «Хохлатка ольховая» сообщают о поломке других двигателей, – вставил Тарджет, добавив Куртане мучений.

– Я должен был быть там, с ними, – проговорил Аграф.

– Ты ничем бы им не помог, – заявила Куртана. – Пусть при обстреле используют эллипс рассеивания[12], но так, чтобы самим не пострадать.