Но Грон, ухватив отобранные куски, уже несся под улюлюканье посетителей к двери. Выскочив наружу, он внимательно огляделся и побежал к конюшне. Гагригд сидел на охапке соломы, опустив голову. Грон запер ворота и подошел к нему:
— Ты сегодня ел?
— А? — Гагригд поднял голову. — Грон? Знаешь, я убил его.
— Знаю, — кивнул Грон. — Так ты ел?
— Что? — удивился Гагригд. — Но откуда…
— Потом, — сурово кивнул Грон. — Ешь.
Мальчишка несколько мгновений ошарашенно смотрел на протянутые Гроном мясо и лепешки и наконец взял. Насытившись, он немного успокоился.
— Грон, этот жирный… — он захлебнулся своим возмущением, — он спал с моей матерью!
— Знаю, — кивнул Грон и в ответ на недоумевающий взгляд Гагригда пояснил: — Я не верю в благородное сердце купцов, по доброте души дающих приют красивой вдове с четырьмя детьми.
Гагригд густо покраснел и кивнул:
— Ничего, я прикончил этого жирного борова.
— И что теперь? — сурово спросил Грон.
— То есть? — не понял мальчишка.
— Если ты полагаешь, что твоя мать от великой любви оказалась в постели этого, — он скривил рот в усмешке, — как ты его назвал, «жирного борова», значит, минимум, чего ты достиг, — это ее душевные муки.
— Да как ты… — вновь вспыхнул Гагригд.
Но Грон сурово оборвал его взмахом руки:
— Если же нет, то твоя мать сейчас осталась с тремя маленькими детьми без средств к существованию, без покровителя, без старшего сына, в страхе за его судьбу и ожидая мести со стороны родственников убитого.
Гагригд несколько мгновений переваривал услышанное, потом вздрогнул и, побледнев, прошептал:
— Что я наделал?!
Несколько мгновений он сидел неподвижно, потом вскочил на ноги.
— Куда собрался? — спокойно поинтересовался Грон.
— Я должен… — Мальчишка растерянно смотрел на Грона.
— Сядь, — тихо сказал тот. — Подумаем.
Они помолчали некоторое время.
— Ну, что надумал?
Гагригд посмотрел на него измученным взглядом:
— Я не знаю.
Грон кивнул:
— Ну что ж, давай думать вместе. — Он сделал паузу. — Первый путь — сдаться страже. К чему это нас приведет?
Мальчишка минуту подумал:
— Меня казнят.
— Как ты думаешь, что будет с твоей семьей?
Гагригд опустил голову.
— С этим ясно. Итак, путь второй — бежать из города.
— Это невозможно, ворота на ночь запираются, да и куда я пойду?
— Ха, — удивленно вскинул руки Грон, — ты не сможешь спуститься по веревке с этой старой, выщербленной, потрескавшейся стены?
Гагригд несколько мгновений подумал, потом молча кивнул. Грон поднялся, подошел к своей лошади и протянул ему тубу с кроками.
— Зачем это?
— Полагаю, вряд ли тебе удастся самостоятельно одолеть дорогу до порта Сомроя. А что делать там — решишь. Ты кое-что смыслишь в торговом деле, а морская торговая стража часто берет учеников.
Глаза Гагригда радостно блеснули и тут же погасли.
— Я не могу, мать…
— Я найду ее завтра. — Грон похлопал его по плечу. — Решать, конечно, тебе, но…
Гагригд вдруг опустился перед ним на колени. Грон несколько мгновений ошалело разглядывал его затылок, потом кинулся его поднимать.
— Ты что?
— Я найду тебя, Грон. — Мальчишка шмыгнул носом. — Я знаю, ты станешь великим. Я постараюсь к тому времени оказаться достойным тебя.
— Что ты меле…
— Нет, — яростно мотнул головой Гагригд, — можно подумать, что мы ровесники, но я всегда чувствовал себя так, будто ты много старше меня. — Он судорожно сглотнул. — Иногда мне казалось, что ты старше всех людей в мире. Молчи, я знаю! — Он приложил руку Грона к своей щеке и в следующее мгновение выскочил из конюшни.
Грон выглянул во двор, но Гагригда уже не было. Грон покачал головой. Что ж, вполне могло быть, что он только что обзавелся первым солдатом своей будущей армии. А ведь не зря говорится: главное — начать.
Грон спешился и проворно стащил вьюки со второй лошади. Через несколько минут на черной проплешине поднялся аккуратный шалашик из хвороста, и на нем принялись весело скакать огненные язычки. Грон сноровисто растянул палатку и повесил над костром казан с водой из ключа, бьющего в двадцати шагах от места привала. Югор наблюдал за его хлопотами, раздраженно поджав губы. Все это очень напоминало ночную стоянку каравана. За одним исключением. Не было самого каравана.
Три дня их терзали вопросами коронеры по поручению судьи систрарха. Мать Гагригда со всем семейством просто выкинули на улицу, не дав даже время собрать вещи. Им же с Югором было запрещено до особого разрешения выходить за ворота постоялого двора. Спасло их только то, что началась грызня между родственниками погибшего и судья оказался втянутым в выяснение вопросов, связанных с наследством покойного. Всем стало не до возможных соучастников убийства, так что Югор, Грон и приказчик, с которым Гагригд совершал последнее путешествие, отделались только тем, что их выставили за ворота города, и глашатай огласил эдикт систрарха, по которому Югору и приказчику «…запрещается входить во врата Саора и пить воду из его колодцев». Для Югора подобное наказание было серьезным ударом. Саор лежал на перекрестье важных торговых путей. Поэтому все время после изгнания он пребывал в сквернейшем расположении духа.