Обреченный на смерть

Получив обратно свою шпагу, он понял, что приказа об аресте Петр пока не отдал, видимо, еще размышлял, как поступить с «непутевым» сыном. Или, пронеслась и такая циничная мысль, ему оставили острую сталь для свершения самоубийства — харакири шпагой не сделаешь, но заколоть себя все-таки сможешь. Хотя, будь оно так, то в ларце бы заряженный пистолет нашелся, более подходящее для такого случая оружие.

Последними остались два письма, и Алексей развернул листы. Писал царь ему собственноручно, почерк был вполне разборчивым. В скупом свете он прочитал негромко строчки:

— «То известен будь, что я тебя весьма наследства лишу яко уд гангренный, и ни мни себе, что я сие только в устрастку исполню — ибо за Мое Отечество и люд живота своего не жалел и не жалею, то како могу Тебя непотребного пожалеть».

— Суров «папенька», блин — почти смертный приговор!

Отложив письмо в сторону, Алексей взял другое, развернул, и склонившись над свечой, принялся негромко читать, понимая, что именно вот этими словами царственный родитель и вытащил сына наружу из-за крепостных стен итальянского замка.

— «Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чем мне бог поможет в моей истине».

Сложив бумагу и положив ее на стол, Алексей усмехнулся и негромко произнес, не скрывая горечи:

— Ты ведь именем Божьим клялся, а клятвопреступление совершил. Не потому ли, как один писатель отметил, что не прошло и года, но в день казни Алексея шаровая молния убила малолетнего Петра Петровича. И ты это воспринял как кару божью.

Мистика?!

Может быть, однако умирал император долго и крайне скверно, и крики его были слышны на той стороне Невы. В этом и было наказание за все свершенные тобой злодейства, как не крути, за ту бесчеловечную жестокость, с которой ты относился к людям.

Алексей постучал пальцами по столешнице — приняв решение, уже не должно быть сомнений. Тем более, когда он сам только что прочитал вынесенный ему приговор, скрытый за лживыми словами…

Глава 16

— Деньги и перстень спрячь, и не в доме, Аглаюшка. Но если схватят, то скажи, что украла — тогда хоть живой останешься. А через год отцу отдай или сама в дело пусти. Тут герцогство Курляндское рядом, ефимки в обороте, так что наличию таких денег никто здесь не удивится. Так, мешочки тебе не мешают ходить?

— Ты их ловко к лодыжкам привязал, мой царевич. Их никто не заметит. А я скажу офицеру, где их забрать незаметно.

— Молодец ты у меня. И помни — найди надежное убежище, у того же Якуба, о котором говорила. На болотах вряд ли кто искать меня будет, если возвращаться придется.

— Я Артьку отправлять к ручью буду постоянно — увидишь его с веткой в руке, выходи смело. Дай Бог тебе счастья, любимый! Я так надеюсь, что ты сегодня убежишь. Дай я тебя приласкаю, а дальше делай то, о чем уговорились. И не жалей меня, прошу!

Девушка пылко его поцеловала, он ответил с не меньшим жаром. Но оторвались друг от друга, понимая, что время неумолимо отсчитывает часы. Аглая отошла, взяла в руки кипу белья, причем сверху была окровавленная в разводах простыня. Зажмурила глаза, подставляя лицо.

Алексей хлестко ударил по глазу левой, тут же добавил пощечиной по носу — брызнула кровь. Заорал:

— Вали отсюда, сука рябая! Да на тебя смотреть страшно, ворвань! На тебе, тварь, на!

Пощечины звучали громко, но вряд ли больно — он постарался соизмерить удары. Аглая зарыдала самым натуральным образом, в три ручья, громко запричитала.

— Прости, царевич, я не хотела! Пожалей! Помилуй, не убивай! Отпусти душеньку на покаяние, век буду Бога молить!

Дверь распахнулась — два гвардейца, причем без удивления на лицах, смотрели на мизансцену. Аглая, прижимая охапку к груди, с размазанной на лице кровью, бросилась между ними. Алексей орал ей вслед, всячески сквернословя и размахивая кулаком.

— Какой рубль — ты в зеркало на себя посмотри, морда корявая. Красная цена тебе гривенник, а такой мелочи у меня в карманах нет. Пошла вон, побирушка, обойдешься без денег, страхолюдина!

— Страшна, ваше высочество, — согласился один гвардеец и цыкнул Аглой вослед. А вот второй, отведя глаза в сторону, произнес, вроде не осуждая царевича, но с укоризной.

— Рубль, конечно, много, да и гривна тоже. Но ведь девкой была — алтын дать можно, али копеек пять. Все же она дочка хозяйская, старалась, как могла. И не виновата, что лицо болезнь обезобразила.

— Ладно, погорячился немного, — Алексей сделал вид, что сконфузился. Засунул ладонь в карман мундира, выгреб оттуда несколько серебряных монет. — Негоже царскому сыну за старание девки пощечинами платить! Отдай ей, скажи — пусть не обижается на меня. Ночью то не видно было, но сейчас при свете разглядел, так оторопь взяла!