Обреченный на смерть

— Ты прав, ваше высочество. Иной раз напьешься в кабаке, а поутру с бабой проснешься. И думаешь — это сколько надо было вчера выжрать, чтобы кривобокая уродина красавицей показалась.

Здоровенные мужики в солдатских мундирах заржали разом, как стоялые жеребцы — грубая шутка удалась, сами не раз попадали в подобные ситуации, так что опыт имелся.

Преображенец взял деньги и пошел следом за Аглой, Алексей же зашел в комнату, в которой провел пять дней в своей новой жизни, в удивительном для себя прошлом-настоящем времени. Посмотрел на ларец — тот был заперт на ключ, но внутри был почти пуст. Для компенсирования веса он положил туда гранитный камушек, оказавшийся за печкой, а к двум царским письмам добавил смятый листок, тот, что послужил образцом, исписанный слугой. На него и надеялся, что царь Петр моментально оценит такой намек, что мог иметь далеко идущие последствия.

Уселся за стол, пододвинул ночную курицу, и принялся уничтожать остатки пиршества — не пропадать же добру, тем более организм ослабел после болезни, и требовались силы на дорогу. Да и мысль проскочила, что теперь вряд ли удастся поесть так вкусно — когда любимая девушка тебе готовила, вкладывая всю душу.

Скользнул взглядом по стопке одежды — понятное дело, что ее придется тут оставить. Аглая спрятала в простыне только необходимое — смену белья, да один комплект одежды, самый скромный в гардеробе. Больше было не взять — переметные сумы не бездонные, да и подозрение у караульных вызовет непременно. Нашинкованную с чесноком свеклу доедал неохотно — через силу, памятуя, что для восстановления она полезна.

Лекарь ведь немчин, паскуда эдакая, его кровопусканиями тоже лечил. Типа выводил из тела «порченую» кровь — экзорцист и шарлатан, право слово. Но тут целое «светило» местной медицины, с огромным персональным кладбищем умученных жертв собственного лечения.

Доев курицу и запив ее квасом, Алексей вытер рот и руки полотенцем. Времени «загасил» около часа, Аглой хватит его с избытком, чтобы отдать деньги Никите, единственному человеку, которому он мог доверять здесь. Да и как иначе — если не доверится этому офицеру, так прямая дорога будет, прямиком в казематы Петропавловской крепости.

Поднялся, поправил шпагу, еще раз затянул офицерский шарф. И направился к двери, раскрыв ее.

— Лошадь заседлали?!

— Давно тебя ожидают, царевич!

Алексей повторил вчерашний путь и оказался во дворе. Пять оседланных коней, от вида которых затрепетало сердце — на одном из них он поскачет к свободе через час.

— По седлам!

Громкий голос капитана Огнева, спокойный и бесстрастный, ошарашил Алексея — ему поддержал стремя гвардеец, а мальчишка встал на четвереньки, предлагая встать ботфортом на спину. Но даже с такой помощью, царевич с трудом забрался в седло — саврасая лошадь оказалась вышколенной, даже ухом не повела и не фыркнула.

«Ее-мое, обломился я с побегом!»

Конвой оказался совсем не тем, на который рассчитывали изначально, разрабатывая план побега. Три гвардейца в преображенских мундирах, вооруженные шпагами и пистолетами, довольно ловко уселись в седла. Этого было слишком много на одного капитан-поручика. Убить трех умелых противников без шума вряд ли удастся даже для спецназовца из двадцатого века, которому выдадут здешнее оружие. Да и сами конвойные люди обстрелянные и хваткие — в петровской лейб-гвардии рохлей не держали.

«Блин, вот незадача. И что делать прикажите?!

Только рассчитывать на ночь — если не удастся удрать, то гибель неизбежна. Сегодня вечером гонцы будут в Петербурге, максимум к полуночи — за тридцать часов пятьсот верст они легко одолеют, тем более со сменными лошадьми на каждой ямской станции и постоялом дворе. На обратный путь сутки, не будем обольщаться — царь начнет сыпать такими проклятиями от моего письмеца, что похлеще любых ускорителей будет.

А потому ночью послезавтра, а то и раньше, сюда орава нагрянет. Ой как плохо получилось. Пропал я, шансы до минимума снизились. Это сейчас меня на прогулку как собачонку вывели, а ведь могут и запретить, мало ли что Толстому покажется.

Вдруг заподозрит, что я на побег собрался?!»

Алексей вздохнул, настроение стало паршивым. Дав шенкеля кобыле, направился вслед за гвардейцами в раскрытые настежь ворота…

Глава 17

«Может где-то в засаде два драгуна притаились, о которых мне Никита говорил. Как их там — вроде Фрол и Силантий. Да тут негде спрятаться — речушка небольшая, скорее широкий ручей, березовая роща на пригорке, болотина рядышком, за ней лес еловый. А до него далековато, да из драгун лейб-регимента „лесных братьев“ не получится».

Алексей вздохнул — они прогулялись до самой дальней точки маршрута, на которой, как ему еще раньше объяснил капитан, предполагалось осуществить побег. Верст пять от постоялого двора — полчаса неспешной рыси, с переходом на шаг — царевич проделал путь уверенно, верховая езда не принесла проблем, однако и удовольствия не было, скорее горькое разочарование от несбывшейся мечты.

«Может задержаться здесь на полчаса? Тогда предлог нужен железобетонный, и абсолютно естественный».