Обречены воевать

По меткому замечанию Пола Кеннеди, лидеры Великобритании и Германии полагали, будто столкновение 1914 года есть «лишь продолжение того, что происходило в последние пятнадцать или двадцать лет», а случилось оно потому, что «былая сила желала сохранить существующий статус-кво, тогда как новая сила, руководствуясь сочетанием наступательных и оборонительных мотивов, предпринимала меры к его изменению»[320].

«Перенаправить смертоносное течение»

Среди парадоксов 1914 года особняком стоит многолетняя подготовка к войне, сопровождавшаяся прозорливыми предупреждениями, и та шокирующая скорость, с какой континент погрузился в хаос[321]. Эрцгерцог Франц-Фердинанд был убит 28 июня. 9 июля самый высокопоставленный чиновник британского министерства иностранных дел усомнился в том, что «Австрия решится на какие-либо действия серьезного характера», и предрек, что «буря вскоре уляжется». До сообщения 25 июля об австрийском ультиматуме Сербии Черчилль и остальной кабинет министров были озабочены угрозой гражданских беспорядков в Ирландии[322]. А менее чем через две недели Европу охватила война.

Германия вторглась в Люксембург 2 августа, в Бельгию – 4 августа. В тот же день Лондон потребовал, чтобы немецкие войска освободили территорию Бельгии к одиннадцати часам вечера по британскому времени. Черчилль сидел в Адмиралтействе, ожидая истечения срока ультиматума. Когда часы Биг-Бена пробили одиннадцать, а никакого обещания восстановить и впредь не нарушать бельгийский нейтралитет от Германии не поступило, Черчилль сделал свой шаг. «Военная телеграмма» полетела на корабли Королевского флота по всему миру: «Начать военные действия против Германии»[323]