Обречён любить тебя

Меньше всего Канарейкин ожидал увидеть перед собой подобный раритет, когда они оказались на маленьком частном аэродроме. Милана так и не сказала, кому он принадлежал, да Антон и не спрашивал. Стало понятно, что ничего хорошего он бы не услышал. На подобных стареньких моделях, которые уже давно сняли с производства в России, обычно провозили мелкую контрабанду или наркотики в страны с высоким уровнем преступности, вроде Эфиопии. Современные системы отслеживания фиксировали подобные объекты как «незначительную воздушную активность». У каждого пилота таких древних посудин был четкий план полета: когда можно лететь, какие направления опасны и что делать в случае обнаружения военным при пересечении границ. Единственное, в случае аварии действовала система «спаси себя сам».

Уже двадцать лет большинство стран мира использовали беспилотники с электрическими двигателями и солнечными батареями. Воздушное такси становилось не байкой из фантастических рассказов, а реальностью. Пусть еще не повсеместно, но в крупных городах Российской Федерации уже начали использовать подобный вид передвижения. 

А здесь самолет на керосине и с ненадежной системой безопасности!

— Я только сегодня узнал о племяннике! Я не могу умереть, не увидев воочию сына своего брата! — стенал Влад, пока кениец сцеплял их подвесные системы, дабы они могли прыгнуть в паре.

— У тебя есть племянник? — нервно поинтересовался Антон, поднимаясь со своего места и подходя к Джамбо. Кениец помог ему со страховкой и повернулся к Милане.

— Мы спустимся и уйдем. Нам нельзя с вами, — проговорил он, на что Боярышникова кивнула.

— Погодите, — озадачился Татошка, переводя взгляд с напряженного лица Джамбо на Илеаса, второго кенийца. — Разве вы не должны нас сопровождать? 

— Нельзя, — отрезал Илеас на ломаном английском, — убить нас. Дома семья, мы не рисковать.

Идея этой поездки все больше не нравилась Татошке, а сам он чувствовал себя странно, оказавшись в сцепке с рослым чернокожим Джамбо. Он даже готовился разделить плач Радова, периодически вспоминавшего маму, папу, братьев, маленького племянника и какую-то Наташу.

— Помните, да? Отсчет главное, и ничего не бойтесь, — улыбнулась Боярышникова, подмигнув им и поправляя шлем на голове.

Она нажалась какую-то кнопку, снимая блокировку. Раздался писк, затем последовал сигнал датчиков, и герметичная боковая дверь самолета легко поддалась, словно никогда не была заперта. Когда Радова подвели к краю, он заскулил еще громче, вцепившись в руку Илеаса и громко заорал:

— Нет! Я не готов! Я домой хочу! Хочу домой!

— Ногу поставь, — отдал приказ кениец.

Влад продолжал выть, но левую ногу поставил четко по инструкции на заднюю часть среза открытого дверного проема, при этом носок немного выступал наружу. Поскольку парашют находился за спиной Идеаса, Радову всего-то требовалось замолчать и наслаждаться будущим полетом, но он и этого сделать не мог. Вцепился пальцами за все возможные поверхности и снова заскулил:

— Может, не надо?

— Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… Давайте! — крикнула Милана, отсчитав время. Короткий вопль, и Влад вместе с напарником исчезли где-то в голубой пучине.

— Он же не обгадится? — задумчиво спросил Антон, нервно пошаркав пол фюзеляжа подошвой ботинка.

— Тони! — цыкнула на него Боярышникова и приглашающе указала на проем. При этом она так улыбнулась, что Канарейкину сделалось дурно.

— Не, может, ты первая? — осторожно спросил он, сглатывая ком в горле.

— Аллах не даст разбиться, если ты достоин жизни, — пробасил голос Джамбо в гарнитуре.

— А если я грешен? — пискнул Антон, испытывая желание сбежать. Развернуть самолет и улететь домой, в Россию. К папе.

Они подошли к краю, и Татошка почувствовал, как его буквально манит земля внизу. На секунду он оказался так заворожен видом, что не сразу услышал слова Джамбо в гарнитуре.

— Чего?

— Правдивость в подготовке к встрече с Аллахом — это ключ ко всем благонравным поступкам и состояниям веры, — послушно повторил кениец, кивая Милане, едва она начала считать.

— Что?!

Они оттолкнулись, сгруппировались и прыгнули. Закрепленный за трос в самолете фал стянул чехол со стабилизирующего купола и выдернул гибкую шпильку, включая страхующий прибор.

Поначалу Антон боялся чувства падения, однако оно длилось не более пяти секунд, пока тело не достигало конечной скорости. Словно высовываешь руку из окна двигающейся машины — небольшое давление воздуха. Никаких «падающих внутренностей», только свободное парение в воздухе среди бескрайнего неба, показавшееся Татошке вечностью. Никаких проблем с дыханием, которыми страшила его Милана, он попросту не почувствовал. Исключительно восторг и выброс огромного количества адреналина.