Обречённые на мытарства

– Хватит ругаться, спускайтесь вниз, – проговорила мать. – Умывайтесь и садитесь за стол.

Фрося спустилась с полатей, начала приводить себя в порядок. Василиса уже стояла перед зеркалом, расчесывала волосы и заплетала косу. Через пять минут все они сели за стол. Евдокия поставила перед каждым из них по тарелке с кашей, в ней плавилось по кусочку масла.

Ваня взял ложку и, прежде чем размешать масло, заглянул в тарелки сестёр, сравнивая кусочки. Евдокия перехватила взгляд сына, зачерпнула из маслёнки тот, который предназначался ей самой, и положила в тарелку сына. Она завтракала после детей, когда они уходили в школу.

– Мам, ты чего? – оторопел от неожиданности Ваня. – Мне не надо твоего масла, хватит и того что ты положила. Всем одинаково.

– Ешь, сынок, ешь, я не буду. У меня сегодня изжога от чего-то, я даже соды проглотила с утра. Масло не на пользу мне будет.

Ваня сконфуженно уткнулся в тарелку, усиленно заработал ложкой, размешивая масло. Сёстры незаметно для брата с улыбкой переглянулись между собой.

Позавтракав, все трое отправились в школу. Начинался очередной день без главы семейства.

Глава 5

Дети, естественно, переживали арест отца, но эти переживания не были такими глубокими, как у матери. Плакали они только первые два дня, пока безудержно катились слёзы из глаз матери. Вернее, плакали только Фрося и Василиса, а тринадцатилетний Иван лишь хмурился и молчал, как в рот воды набрал, забившись с книгой в угол.

Старшая, Раиса, к этому времени была уже замужем, за таким же ссыльным, как и она сама, и проживали они с мужем в отдельной комнате в соседнем бараке. После работы она приходила к матери, успокаивала, как могла, а вечером возвращалась к мужу.

На третий день Евдокия уже не плакала на глазах у детей, давая волю слезам лишь ночью, втайне от них, беззвучно, уткнувшись в подушку. До суда, пока отец находился в камере предварительного заключения, девочки интересовались у матери его судьбой каждый день. После суда, когда стало известно, что отцу присудили десять лет лагерей, и от него не было писем, дети стали понемногу забывать семейную трагедию. Жизнь брала своё, детское сознание быстро адаптировалось к новым условиям.

Каждое утро, как обычно, Евдокия будила детей в семь часов утра. Занятия в школе начинались в половине девятого, но до школы ещё нужно было топать пешком почти четыре километра. Такое расстояние шагами намерил Ваня. Он знал длину своего шага, вывел её экспериментальным путём.

От посёлка с названием Стрелка, где теперь жила семья Ярошенко, до крутого подъёма в гору был один километр семьсот пятьдесят метров. Крутая гора, на которую иная лошадь не могла даже взвести гружёную телегу и потом, храпя, со страхом пятилась назад, начиналась сразу от маленького магазинчика. С этого места дорога была выстлана квадратными слитками, изготовленными из отходов при производстве чугуна. От стыка грунтовой дороги с выпуклым полотном брусчатки до школы оставалось ровно два километра. Весь этот путь дети преодолевали за сорок пять минут.

Ваня всегда шагал впереди сестёр, задавая темп. Васса и Фрося следовали за ним и всю дорогу болтали о чём-нибудь. Иногда брат останавливался и задавал сёстрам вопросы, которые у него возникали в пути. Он учился в четвёртом классе и перед Новым годом его должны были принять в пионеры. Ваня шагал и думал, о чём его могут спросить на совете дружины. Мальчик рос смекалистым и не по возрасту любознательным. Он много читал, причём, читал литературу различных направлений. Его интересовало буквально всё, начиная от древнего Рима и кончая фантастикой.

Однажды в школьной библиотеке ему на глаза попался учебник философии. Он не знал, что такое философия, но само слово «философия» показалось ему чем-то привлекательным, каким-то сладким, что ли, ассоциируясь в сознании со словом «фантик», обёрткой чего-то неизвестного и недосягаемого. Почему появилось такое первоначальное представление – объяснить не мог.

Набравшись терпения, Ваня осилил половину толстой книги и понял только сотую часть того, что в ней было написано. Однако в его детской голове всё же кое-что отложилось. Он усвоил, что философия в переводе с греческого языка означает «любовь к мудрости», и что это одна из наук, такая же, как история или география, только намного сложнее, потому что смысл философии состоит в поиске истины. Познать истину он, конечно же, пока был не способен по причине недостаточных знаний и жизненного опыта.

Из книги Ваня извлёк для себя много чего интересного. Особенно запало в душу высказывание древнего философа Эпикура, над которым он не переставал размышлять долгое время. Это было рассуждение о самом ужасном зле в живом мире – смерти, которой можно было теперь не бояться.