Обречённые. Том 1

Жуткий и жалкий одновременно, монстрик доскакал до вороны-мутанта, схватил, и принялся прямо так, сырой, жрать. От этого зрелища Мэтхена чуть не стошнило. Вязкая слюна пополам с кровью капала из зубастой пасти, разлетались небрежно вырванные перья, мутант поднапрягся и лихо разодрал тушку пополам. Видно, он был силён, а ещё голоден: совсем скоро в пасти исчезло всё, кроме перьев, когтей и клюва, пошли в дело и потроха, даже птичьи кости были разгрызены в поисках костного мозга. Покончив с птицей, мутант сыто отрыгнул и улёгся соснуть под загаженным столбом. Его тонкий, сиплый какой-то храп разнёсся по округе.

Стараясь не потревожить монстрика, Мэтхен на цыпочках двинулся по улице. Он подозревал, что все, кто ещё сохранил рассудок, должны быть на заводе. Но у кого спросить, как там найти главного? Не у этого же пожирателя ворон?

Монстрик беспечно похрапывал, временами во сне он начинал стонать, чавкать, на непристойно голую, с выпирающими рёбрами грудь стекали струи густой вонючей слюны, по временам он протяжно и басовито портил воздух. Мэтхен зажал нос: уже в пяти метрах амбре было вполне заметным. Проклятье, хоть бы ветер сменился…

Суставчатая лапа распрямилась, выстрелила, будто язык охотящейся на комаров лягушки, попыталась ухватить за шиворот. Колыхнулась волна смрада. Мэтхен не выдержал — увернулся от лапы, но не побежал, а подобрался поближе (где складные руки превращались из преимущества в недостаток) и с превеликим удовольствием двинул носком ботинка в живот мутанта. Костяной стук был ему ответом. Рёбра монстра оказались неожиданно толстыми и прочными, вдобавок они срослись наподобие панциря, закрыв даже живот. Туловище выродка оказалось как в броне: Мэтхен подозревал, что его возьмёт не всякая пуля. О плазмостреле, конечно, речь не идёт. Но больше ничего не потребовалось: чудище опрокинулось навзничь, да ещё треснулось о столб головой. И заныло, размазывая сопли и слюни:

— Я тебя что, тро-ога-ал?! Я только пощу-упать хоте-ел…

Из пасти, в которой в три ряда торчали чёрные от всякой дряни клыки, шибанул девятый вал смрада. В очередной раз Мэтхен пожалел, что у него нет противогаза.

— Не надо меня щупать, гад. Кто ты такой, чтобы прохожих лапать?!

— Я Смрадек Трупоглод. Никто меня не любит, никто меня не ценит, ы-ы-ы… И к краникам, козлы, не пускают, мал ещё, говорят…

— Ты вот что скажи, Смрадек, — стараясь не морщиться от вони (получалось плохо), произнёс Мэтхен. — Кто у вас главный-то тут?

— Та все знают, падлы, — признался монстрик и в очередной раз испортил воздух — видать, были, с такой-то еды, проблемы с желудком. И вдруг оскалился, что должно было изображать улыбку, и ударил себя костистым кулачком в грудь: — Да это ж я и есть!

— Не слушай его, пацан! — раздался звонкий женский голос сбоку-сзади. Как ужаленный, Мэтхен обернулся. До сих пор у него не укладывалось в голове, что среди мутантов есть женщины (или, тогда уж, самки?) и даже дети. Как-то это не вязалось с тем, что было известно о жителях Зоны — кошмарных мутантах, можно сказать, исчадиях ада, как проповедовали падре и пресвитеры всевозможных конфессий. Хотя, раз они до сих пор не вымерли, так и должно быть. Но умом можно понимать сколько угодно. Вбитые в голову представления так просто не сдаются.

Выходит, есть женщины в Подкуполье! Да какие! Мэтхен невольно залюбовался, поражаясь, что может сотворить бабка-мутация.

Невысокая, лет пятнадцати, по меркам Забарьерья (это значит, на самом деле ей лет пять-шесть). Взрослеют мутанты быстро, правда, стареют и умирают — тоже; редко кому удаётся дожить до тридцати, и уж совсем долгожителями считаются сорокалетние. Грудь уже оформилась и манит мужские взгляды. Большие, выразительные глаза, задорный курносый носик, полные, с явным намёком на чувственность, губы. Год-два — и будет настоящая красавица, даже по забарьерным меркам. И никаких четырёх глаз, клювов, трёх рук и семи ног с ластами, к которым Мэтхен уже успел привыкнуть. Обычная девчонка, которую назвать мутантом не повернётся язык. Если бы не…

Странность заключалась в другом: казалось, вся она — не из живой плоти, а из мягких и тёплых, но — металлов. Волосы, с которых ветер отряхнул пыль, казались тончайшей, и оттого мягкой и пушистой, медной проволокой. Сама кожа серо-стальная — будто из ожившей стали, или, может быть, даже титана? Интересно, а способен ли этот живой металл становиться прочным, как настоящий? Наверное, полезное свойство в Подкуполье, где опасностей и неудобств выше крыши.

Кожа лица светлее: она напоминает начищенный алюминий или серебро, а глаза, подвижные, как ртуть, сверкают червонным золотом. Полные, чувственные уже сейчас губы поблескивают строгой бронзой. То, чего модницы Забарьерья пытались добиться дорогими и модными помадами, девчонке досталось от природы. Получается, бабка-мутация умеет не только отнимать. Тут, в Подкуполье, быстро привыкаешь ко всему — но не к такому же! Ну, ладно — огромный разумный осьминог и наделённый сверх-интеллектом Отшельник. Но такое…