— Пурзиденты у нас главные, — произнесла девушка, напомнив Мэтхену его вопрос. Зашевелился, пытаясь отползти, Смрадек, волны густой вони с головой накрыли Эрхарда. Проклятье, лучше б этот урод не шевелился! — Ну, то есть Двуглавый Борис. Только они уже у краника были… Им с утра можно, пры… привилея такая.
— Тебя как звать-то, красавица? — просто чтобы она хоть чуть-чуть задержалась, прежде, чем растает за пеленой смога, спросил Мэтхен.
Девчонка смутилась от комплимента — похоже, её ими не баловали. Щёки сменили цвет на свинцово-серый — наверное, так она краснела. И произнесла откровенно неприличную кличку. Для этой красавицы кличка, по мнению Мэтхена, была оскорблением и вызовом.
— Давай я буду тебя называть Эири, — произнёс он первое слово, которое пришло в голову. А что, красивое имя, оригинальное даже… — Хорошо?
— Э-и-ри, — по слогам протянула новонаречённая, словно пробуя новое имя на вкус. — А что, мне нравится. Ну, мне пора. Пурзиденты вон там, у барака с краниками.
«Что за краники?» — подумал Мэтхен. Но находиться рядом со Смрадеком было выше его сил. Не хотелось даже распускать руки, тем более и когти на каждом из шести пальцев внушали уважение. Лишь бы не увязался следом, только бы остался здесь и дрых, переваривая свою ворону. Мэтхен лишний раз пожелал всех бед разом всем, кто засунул его в эту дыру: от донёсшего соибовцам ректора и судей, знавших приговор ещё до начала следствия, до капитана Хэя и перестрелявших остальных изгнанников «туристов». Странно, но на самих обитателей Зоны злоба не распространялась. Даже на этого. Даже когда за спиной, пока можно было слышать, раздалось сиплое бормотание:
— Брезгуют, ишь ты, стариной Смрадеком брезгуют, каз-злы! Ну, я вам всем покажу! Все подохнете, уроды, все копыта откинете, ласты склеите и прижмуритесь в этой заднице! А я раскопаю вас и сожру, так вот! Не спрячете, падла, всё раскопаю! Пока никто не видит, жрать буду, и то не сразу, подожду, когда отлежится в отвале, подтухнет… Протухшее мяско, оно помягче, да и как наешься, всё пофиг становится… А я буду жрать вас: пожрал — нагадил, пожрал — нагадил… Вот и тебя попробую, ишь, правильный, падла, какой… Старина Смрадек вам всем, падлы, глаз на задницу натянет!
Встреча с трупоедом выбила Мэтхена из колеи. Он лишний раз вспомнил, что между ним, жителем благополучного Забарьерья, и существами, выживающими в Зоне — бездна. Только одно, наверное, у них общее: и те, и другие хотят жить. По возможности — жить хорошо. Правда, между этими «хорошо» тоже пропасть.
Постепенно утренний сумрак переходил в бледное подобие дня, улицы больше не были пустынны. Из развалин и хижин выходили бледные, пошатывающиеся мужички и бабы. Потухшие глаза, руки, держащиеся за головы (и с пальцами, и с клешнями, и со здоровенными, равной с пальцами длины, острыми когтями, даже со щупальцами), неуверенная походка — всё говорило о невыносимых похмельных муках. Мэтхен представлял, что они чувствуют: сам глушил с однокурсниками портвейн и дешёвый коньяк после сессий, а уж как диплом магистра обмывали, до сих пор с ужасом вспоминается. Вечером, после смены, они поправятся, но пока надо на завод. Они, похоже, и сами не знали, зачем — но привычка, вторая натура…
Опять же, того, кто шёл к краникам, не отработав смену, могли и поколотить: не потому, что завидовали, а потому, что так заведено. «Вот это и есть традиционное общество, — подумал Мэтхен. — Они, наверное, и пьют потому, что традиция такая».
Имелось лишь одно исключение… Точнее, два… Ещё точнее, два в одном.
— Почему, ик, шляемся, падла? — громкий ор заставил Мэтхена вздрогнуть, чуть ли не подпрыгнуть. На плечо упала тяжёлая мохнатая лапа, пахнуло мощным перегаром, псиной и мочой. Прозвучал второй голос, тембром пониже и посолиднее. — Почему, ик, не на работе?!
Мэтхен развернулся. Псы явно ни при чём. За спиной стоял двухголовый красавец на две головы выше него. Лица вполне человеческие, почти правильные, если не считать похожего на свиной пятак носа и длинных, острых, как у фэнтэзийных эльфов, ушей. На этом сходство с человеком заканчивалось.
На пальцах достойные тигра когти, всё тело заросло свалявшейся шерстью. Зато ног четыре, они, как и руки, в штанах не нуждаются. Широкое туловище — будто два человека тесно прижались друг к другу боками, да так, что намертво срослись. И между ног, не помещаясь в штанах и вываливаясь из расстёгнутой ширинки, висело одно, но зато… эээ… Скажем так, Нечто Потрясающее. Вчерашний мутант, зарезанный Забойщиком, отдыхает.
Головы повернулись друг к другу, правая попыталась укусить левую за эльфийское ухо, но та резко крутнулась, и кончик уха стегнул охальника по лбу.
— Не смей бухать, пока я сплю, — пробурчал бас.
— А ты просыпайся, — отозвался тенор. И снова обратился к Мэтхену. — Ты что, новенький?
— Точно, я… Я… Я из Забарьерья, вот!