— Увидел бы, что портите — тут бы и урыл, — на этот раз две головы говорили хором, голоса звучали басовито и серьёзно. — Меченый, а ну дуй сюда!
Не ожидая от разбушевавшегося здоровяка ничего хорошего, Мэтхен всё же подошёл. Какая-никакая, а единственная в посёлке власть. Любая власть терпеть не может, если её не уважают. Соответственно, и нормальный разговор с ней тогда невозможен.
— Что мы такого делаем? — спросил Мэтхен, стараясь, чтобы в голосе звучала обида в лучших чувствах. — Мы заводу работать мешаем?
— Инструкцюю нарушаете! — хрипло рявкнули две головы хором. Уже сама по себе левая добавила: — Не было такого у нас, сколько жили, без этой дури обходились, и впредь обойдёмся! Не по порядку это!
Наверное, стоило бы согласиться, кивнуть — и продолжать дело. Или действительно исполнить волю предводителя. В конце концов, если б не Двуглавый, кто знает, где бы он оказался? Но Мэтхен видел интерес учеников, видел, как зачитывают старые книги до дыр и лазают по руинам в поисках новых. Отступление было бы предательством этих славных малых. Можно признать «ошибку», и большие начальники смилостивятся, закроют на неё глаза. Один раз так уже было: стоило сказать, что сенсационное открытие — вымысел, литературное упражнение, и его оставили бы в покое. А если написать пару статей под диктовку СОИБ, можно рассчитывать на нехилый грант.
Он отказался. И в итоге оказался здесь. За Барьером таких, как он, как собак нерезаных! Одним историком больше, одним меньше, подумаешь… Там — университеты, наука, огромные города и быстрые гравилёты. А тут от него зависит, действительно, всё. Если отступить — все эти разноликие существа не узнают, что можно жить по-иному. Они так и останутся навсегда в неведении, в своём мирке, мирке без прошлого и будущего.
Нет, не навсегда. Только пока Там согласны терпеть Зону.
Но как объяснить это существу, и слово-то такого — «история» — никогда не слышавшему?
— А точно обойдёмся? — поинтересовался Мэтхен. — Учиться-то все хотят!
Всего ожидал Двуглавый, но такого… Паренёк-то мелкий, соплёй перешибёшь, а гонору сколько! Четыре ненавидящих глаза буравили Мэтхена, изгнанник чувствовал, что великан сдерживается из последних сил. Сейчас пустит в ход пудовые, жёсткие, будто каменные кулаки — и он ляжет первым. А следом — и остальные, потому что детвора и несколько доходяг, едва выдерживающих жизнь в Подкуполье, не смогут противостоять этакому чудовищу. Им хватит мозгов вступиться: мужик с вывернутыми наизнанку губами, выхватил кирпич из «подлокотника» самодельного кресла. Детвора тоже вооружалась, растаскивая кресло и подхватывая с пола обломки. Подкупольская малышня далеко не такая хилая и безобидная, как кажется на первый взгляд. А попадать камнем в бегущую крысу — вообще каждый умеет, есть-то охота!
«Сейчас всё разнесут» — мелькнуло в голове у Мэтхена. Он чувствовал благодарность к каждому, кто готовился защищать школу — и в то же время мечтал не допустить. Нужно убедить Двуглавого, что под него никто не копает. А как? Может быть, так:
— Да в чём проблема-то? Разве я против краников, или сломать их зову? Да пусть, кто хочет, тот ходит! Просто не всем пойло по душе. Да и не полезно оно, между нами говоря. Здоровье отнимает, вместо детей уроды рождаются, а если слишком злоупотреблять, с ума соёдёшь. Про лужи и не говорю. Посмотрите, вон, на Смрадека: с детства из луж прихлёбывал…
Но Боря дураком не был. Может, он никогда не слышал слово «агитация», но настроение посельчан почувствовал, и сделал выводы. Похоже, «пурзидент» иногда может прислушиваться к голосу разума. Что он сделает дальше? Попытается добиться своего хитростью? Или станет искать компромисс?
— А сам, наверное, думаешь: мол, к краникам ходить перестанут, и будут только тебя слушать? — произнесла правая голова. — Только ты народ-то не пугай. Без тебя, гусь забарьерный, разберёмся! Сколько жили — из краников пили. И дальше проживём!
Ну что ж, спор так спор. Мэтхен усмехнулся — и ответил:
— Конечно, проживёте. Но с каждым поколением будете порождать всё более тупых и гнусных тварей. Пока ничего человеческого вообще не останется. И тогда те, кто за Барьером, вас уничтожат. А противопоставить им будет нечего.
«Да уже сейчас нечего! — думал Мэтхен. Недавно такие мысли показались бы ерундой. Но теперь он был уверен: рано или поздно это произойдёт. И, главное, нехорошее будущее имело к нему непосредственное отношение. Оказавшихся здесь людей вряд ли пощадят: свидетели. — А тех, кто слаб — едят».
— Чушь! — возмутился Двуглавый. — Из-за Барьера нам всегда помогали! И пойло они по трубам поставляют, и баланду тоже…