Обречённый на одиночество. Том 1

Алхаст не спеша помассировал голову, крепко надавливая пальцы обеих рук. Такое он проделывал каждый раз, когда на него накатывали особенно тяжелые мысли.

– Да вот думал, Овта, как ответить на ваш вопрос. Мечты, вы говорили? Да, это были сладостные мечты, святые для каждого чеченца. Свобода. Равенство. Справедливость. Устройство общества в согласии со своими обычаями и традициями… Какой настоящий чеченец не хотел бы, чтобы наш народ смог осуществить эти мечты! Разве найдется на земле человек, который не хотел бы гордиться своей родиной, своим народом! Мечты… Да я, Овта, родился с этими мечтами, с этими мечтами рос. И ни на один миг от них не отказывался. И не откажусь, хотя бы из почтения к отцу, который, допусти я такое, проклял бы меня даже оттуда, из могилы. И не посмотрел бы, что я его кровь и плоть… Но сегодня, Овта, в Чечне происходит что-то другое и мне совершенно непонятное. Свободу и равенство внутри своего общества надо искать и утверждать, оберегая людей, облагораживая свой собственный край, укрепляя мир. Чтобы Всевышний, через всех Своих посланников призывавший к человеколюбию, благословил этот порыв народа. Не судите строго за то, что не умею говорить проще и понятнее. Как-то по-книжному у меня получается. Как говорится, чему учился… И тем не менее… Это конец двадцатого века, таким малым народам, как чеченский, оружием уже не победить, тем более, что и нет у нас своего оружия… Нам надо выдвигать вперед мудрых, образованных, благородных людей и не допускать к власти бесчестных, продажных и равнодушных. Аба говорил, что народ без внутреннего согласия никогда не добьется свободы, даже если весь мир его поддержит. А наши сегодняшние лидеры, Овта, вместо того чтобы укреплять это согласие, сеют рознь и раздоры. И оружие друг на друга направили, и кровь пролили, и убийство чеченца чеченцем из-за обычных разногласий во взглядах, как это ни печально, случилось. Если кто-то перешел границы дозволенного и остался безнаказанным, рушатся тысячелетние традиции народа. А такое сегодня происходит сплошь и рядом. Но никто и не думает хоть в чем-то, даже в самой малости, уступить другому. Народ наш расколот, Овта. Вернее, его раскололи. И всем этим процессом управляют силы, которые явно желают чеченскому народу скорейшей гибели. А наши лидеры… И эти говорят о свободе, и другие кричат о ней же; и эти выступают с именем Бога на устах, и те клянутся, что Бог с ними; эти грабят республику, разворовывают все, что было создано и построено здесь до сих пор, и вторые делают тоже самое, не уступая первым ни в чем; этих снабжает оружием и деньгами Россия, объявленная главным врагом, и те сосут из того же вымени; эти выезжают на отдых и лечение в Россию, и тех привечают там же. И, по всей видимости, те и другие собираются там вместе, смеются над наивностью народа и поднимают бокалы за здравие свое и удачу. Большая же часть несчастного народа, ни на что не надеясь и все больше озлобляясь, влачит жалкое существование, с трудом добывая себе пропитание… Это, Овта, все, что я могу рассказать о происходящем в нашем главном городе. Я много думал обо всем этом, со многими советовался, пытаясь разобраться во всем этом хаосе вокруг нас и в головах наших людей. Не уверен, что мне удалось это… Но бесспорно одно – народу грозит большая беда, его вовлекают в грязные игрища, вокруг него плетут коварную паутину… но разглядеть ее, распознать грозящую им беду многие пока не в состоянии. Не знаю, что спасет нас от трагедии, да и есть ли вообще на земле такая сила…

Алхаст хворостинкой разгреб угли.

– Подложи в костер буковое полено, возьми там, за вязанкой. Оно сырое, будет тлеть до самого утра.

Алхаст так и сделал, обложил задымившее полено хворостом и сел на свое место.

Оба замолчали, углубившись в свои мысли. В словах Алхаста была та боль, то отчаяние, которое мучило всякого неравнодушного к судьбе своего народа чеченца вот уже несколько лет. А более всего угнетало другое – и твои знания, и твои самые благородные порывы ничего не могли изменить. Осознание собственного бессилия подавляло волю, принуждало замыкаться в себе и поневоле становиться сторонним наблюдателем. И разве не это самое бессилие вернуло Алхаста обратно в горный аул, подальше от трагических событий, разворачивающихся в столице и других городах республики?!

– Нехорошо это, – произнес, наконец, Овта. – Ох, как нехорошо!

Алхаст посмотрел в сторону старца.

– Что вы сказали?