Обрести крылья

– Это я тебе с умным видом говорила умные вещи. На самом деле, когда он мне позвонил, внутри меня поднялось такое… Он звонил договориться о встрече, тогда, в реабилитационном центре Ардена, и я не сдержалась. Я наговорила ему столько всего, что сейчас мне даже немного стыдно. Сказала, что, если он сунется ко мне, я за себя не отвечаю и что я никогда в жизни не хочу его видеть.

Я была не в силах поверить в услышанное.

– Это… мам… ты же говорила…

– Да, когда я говорила, что нет ничего особенного в том, чтобы жениться еще раз, я и сама в это верила. – Мама отпустила мою руку, поднялась, но меня все равно полоснуло ее чувствами: живой, невыносимо живой обидой-болью, тоской. – Я действительно верила в то, что смогу с этим справиться, спокойно жить дальше и не злиться на Юргарна. Не смогла. Стоило мне услышать его голос… как все внутри перевернулось. Все умные мысли выветрились из головы. И… вот так все и получилось.

Она опустилась в кресло, подтянула к себе чашку с кофе. Я последовала ее примеру и сделала пару глотков. Заела крепость печеньем.

Какое-то время мы обе молчали.

– Я тоже учусь справляться с чувствами, – сказала я. – Это один из важных элементов моего обучения в обращении с пламенем.

Если не сказать ключевой. Торн учил меня лично, и мы очень много работали с моим контролем. Воплощение пламени для меня оказалось гораздо более простым, чем умение справляться с чувствами. Тем не менее я делала успехи.

До тех пор пока не встретилась с Солливер. Когда я смотрела на нее, когда слушала, все просто покатилось дракону под хвост. Особенно когда она сказала про мальчика.

Я ведь тоже чувствовала свою Льдинку.

– Так. – Мама кивнула. – И что случилось с контролем?

– Я поняла, что не готова ей помогать. И это выбило меня… ударило по мне сильнее, чем я ожидала. Ребенок не должен отвечать за то, что сделали его родители.

– Ребенок – нет, – сухо ответила мама. – Но это не он пришел к тебе с просьбой о помощи. О помощи тебя просит женщина сомнительных моральных принципов. Хладнокровная убийца.

– Она боится, что его закроют в исследовательском центре, как подопытного.

– Лаура, милая, – мама допила кофе в пару глотков, даже не поморщившись, – ты всерьез в это веришь? В то, что этого ребенка превратят в подопытного? Что Торн это допустит?

– Нет, но…

– И она не верит. Она отличная манипуляторша, и она знает, как сделать тебе больно. Я больше чем уверена, что, если кто-то попытается причинить вред этому малышу, ты первая оторвешь ему все выступающие части тела.

Я не выдержала и улыбнулась.

– Но помогать той, кто хотела тебя убить? Я даже не представляю, почему ты вообще об этом задумалась.

– Потому что я верю в то, что она чувствует.

Мама долго смотрела на меня, потом ткнула в напоминалку на электронной панели над столом. Там значилось: «Занятие по инструктажу, завтра, 9:00».

– Помнишь, я говорила, что хочу работать, чтобы дать что-нибудь хорошее этому миру? Лучше тебя я вряд ли что-нибудь – или кого-нибудь – ему дам. Ты слишком добрая, дочка. И я тобой горжусь.

– Мам, хватит, – тихо сказала я. – А то сейчас опять разревусь.

– Мы девочки, нам можно. – Мама махнула рукой. Потом поднялась, приблизилась ко мне и обняла прямо в кресле. – Когда возникают такие ситуации, выбирай сердцем. Дай себе время. Разреши помогать, и не помогать тоже разреши. Разреши заботиться об этом ребенке, как о своем собственном, или даже ни разу не поинтересоваться, родился ли он вообще. Ты сама все поймешь, когда придет время.

Я все-таки всхлипнула, и мама поцеловала меня в макушку.

– Ты сделаешь правильный выбор. Я знаю.

– А ты? – Я запрокинула голову и посмотрела на нее. – Ты дашь отцу возможность сказать хотя бы что-то… или возможность все объяснить?

– Не знаю. – Мама покачала головой. – Пока что я не готова. А когда буду готова, станет понятно. Между нами ничего нет и не будет, поэтому я не уверена, что мне вообще нужны его объяснения.

– Ты знала, что он промолчал, когда Торн высылал его из страны, ради тебя?

– Лаура! – грозно сказала мама.

– Мне кажется, это то, что тебе стоит знать. И многое другое, потому что я даже не представляю, что ему пришлось пережить.

– Дочь, – мама строго посмотрела на меня, – мой психолог говорит, что худшее, что можно сделать, – это вмешиваться в отношения других людей.

– Он очень умный, этот твой психолог.

– Она.

– Она, – согласилась я, – и я не вмешиваюсь.

Под взглядом мамы соединила большой и указательный пальцы:

– Разве что вот столечко.

– Вот столечко, – поддразнила меня мама, а потом кивнула на стол. – Печенье само себя не съест. Как там поживает моя внучка?

– А ты спроси. – Я кивнула на живот. – Давай.

Мама положила руку мне на живот, и я почему-то даже не удивилась, что в этот момент дочка брыкнулась. Выражение лица мамы надо было видеть! А еще чувствовать – как напряжение и досада после разговора об отце сменяются теплом, радостью, счастьем.

– Привет, Льдинка. – Мама наклонилась чуть ближе. – Это я. Твоя бабушка… Лаура! Это так странно звучит.

Я улыбнулась и потянулась за печеньем и кофе.