Обрести крылья

Не прикрыться я просто не мог, хотя бы потому, что она на меня смотрела во все глаза и, раньше чем я успел сделать хотя бы шаг к ванной, спросила:

– Торн… а где твоя чешуя?

Я перевожу взгляд на руку: чешуи нет. За последнее время я настолько к ней привык, что почти перестал обращать внимание. Если можно так говорить о защитных материалах под одеждой, о постоянном контроле пламени и о текущем сквозь меня ледяном дыхании. Каждое мгновение. Не сказать даже, что я этого не замечал, я перестал его замечать, когда забрал Лауру. Но…

– Ее действительно нет, – подтверждаю я. Скорее для себя, чем для нее.

В этот момент Лаура откидывает край одеяла, морщится и начинает что-то стряхивать на пол.

– Фу, Торн! Совершенно незачем было сбрасывать ее прямо в постель.

Я хмурюсь и шагаю обратно к кровати, но, когда смотрю на простыню, никакой чешуи там нет. Перевожу взгляд на Лауру: она сидит и кусает губы, чтобы не рассмеяться. Но спустя мгновение она уже хохочет, и так заразительно, что мне самому стоит немалого труда к ней не присоединиться.

– Это смешно, по-твоему? – интересуюсь я.

– Д-д-а-а-а, – сквозь смех выдыхает она, а у меня одна только мысль: как будет звучать ее «да-а-а», когда я снова ее возьму. – Прости, но у тебя было такое лицо, что я не удержалась. Кстати, сейчас у тебя в точности такое же лицо. Торн, я просто пошутила.

Пошутила она.

Еще и одеяло сбросила, открывая изгиб ноги и тонкую полоску белья под съехавшим с плеча свитером. Я шагаю вперед, оказываюсь на кровати, заключив Лауру между руками, но она не отшатывается. Просто смотрит на меня в упор, хотя грудь часто вздымается, между нашими губами – какие-то миллиметры, я почти чувствую этот рывок к ее рту, мягкость ее губ, когда Лаура произносит:

– Торн, нет. – Ее дыхание обжигает так, что никакое пламя с ним не сравнится. – Ты обещал.

Язык бы мне оторвать, когда я это обещал.

Это единственная здравая мысль, которая удерживает меня на грани и от того, чтобы просто распластать ее по простыне.

Поэтому сейчас я просто смотрю на нее, потом так же рывком отстраняюсь, оставляя за спиной, и иду в душ. Делаю его похолоднее, прислоняюсь лбом к стеклу, вспоминая, как на этом самом месте стояла она. Как наяву вижу изгибы ее тела под цензурой запотевшего стекла, смягчаемой бегущими по жаркому инею каплями.

Хрипло выдыхаю и делаю воду просто ледяной. Простудиться мне все равно не грозит, а вот охладиться – точно не помешает. Еще бы это работало на том, чья стихия – ледяное пламя, которое сейчас бурлит в крови. Дракон, проснувшийся от его силы, недовольно рычит, не понимая, почему я оставил ее там. Почему, если от нее идет отклик такой силы, справиться с которой невероятно, безумно сложно.

Усилием воли разворачиваю свои мысли к тому, что произошло.

Сейчас нам главное успеть сделать анализы (в том числе и мне, поскольку отсутствие чешуи тоже стоит внимания), провести тест по поводу нашего мысленного общения, и к вечеру, я думаю, у нас уже будут гипотезы. Проблема заключается в том, что мой бывший друг и лучший врач Ферверна вполне способен передать эту информацию не только мне.

Я знаю Ардена достаточно хорошо. Достаточно хорошо для того, чтобы понимать, на чьей он стороне, но сейчас, когда Эллегрин могут в любой момент свести с ума или просто уничтожить одним словом (вытащить которое не представляется возможным даже мне, это может быть даже не слово, а хлопок в ладоши или упавшее перо планшета, жест или что бы то ни было еще – в частности, полная изоляция, если я попытаюсь вывезти ее из тюрьмы и закрыть там, где никто до нее не доберется), я не знаю, что думать. Не представляю, как чувствовал бы себя я, если бы не знал, как помочь Лауре. Ментальных крючков может быть несколько, любая, даже самая невинная ситуация может оказаться спусковой.

Пожалуй, я солгал, когда говорил, что до Лауры в моей жизни женщины просто были. Была еще Эллегрин.

Она тоже была моим другом.

И я всех своих друзей посадил в тюрьму.

Это срабатывает. Мне больше не хочется думать о Лауре, стоящей за запотевшим стеклом, а хочется как следует по нему врезать. Хотя, по-хорошему, врезать стоило бы себе. За то, что позволил переключить свое внимание на Лауру – теперь уже очевидно, что случай в ресторане был отвлекающим маневром, чтобы заставить меня сосредоточиться на этой интриге и на ее отце.

Что на самом деле им удалось провернуть у меня под носом, мне еще только предстоит выяснить. Равно как и лично допросить Вильценбаргера.

Именно за этим я еду в тюрьму, к Эллегрин.

Но Лауре об этом знать совершенно необязательно, равно как и остальным – как бы они ни добывали свою информацию. Я понятия не имею, где может оказаться прослушка и кто в моей службе безопасности работает против меня.