Обрести крылья

У вошедшего Торна заострившиеся черты лица и резко обозначившиеся скулы, взгляд – жесткий, хищный и настолько болезненно-тяжелый, что сцепленные пальцы размыкаются сами собой. Я срываюсь с постели под вопли датчиков и не совсем цензурный комментарий Ардена, подлетаю к своему дракону и обнимаю его.

Чувствую сильные руки на своей талии, прижимаюсь к Торну и слышу отрывистое:

– Что здесь происходит?

– Здесь еще веселее, чем в пустошах, Торн. – Голос Ардена.

Ненадолго воцаряется напряженная тишина, меня осторожно отодвигают в сторону, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть, что происходит. Мергхандары проходят мимо нас, следом за ними за дверь выходят врачи, и мы остаемся втроем.

Только тогда главный врач Ферверна произносит:

– Похоже, что у нас активирована действующая нейросеть.

Глава 21

Если кто-нибудь скажет еще хоть одно непонятное слово, при этом не глядя на меня, я обижусь и уйду. Мне прямо так и хочется сказать этим двоим, но я прекрасно понимаю, что сейчас не до шуток. Совершенно точно не до шуток.

– Арден, оставь нас, пожалуйста, – просит Торн.

Это настолько странно, что он не говорит ему «пойдем поговорим» или что-то вроде, а именно его просит выйти, что я даже на миг теряюсь в собственных мыслях. Когда нахожусь, мы уже остались одни, но я по-прежнему в руках Торна.

– Расскажешь? – спрашивает он.

Я перевожу взгляд на закрывшуюся дверь:

– Я думала, что…

– Я хочу, чтобы мне рассказала ты, – говорит он.

Неожиданно судорожно втягивает воздух, словно пытается мной надышаться, а потом тянет меня за собой к креслу и усаживает к себе на колени. У него в глазах все те чувства, которые я только что прожила: боль, ярость, бессилие, смерть драконов. Эти чувства делают его черты острее, глаза – холоднее, четко обозначают морщинки между нахмуренными бровями. Меня так и тянет разгладить их пальцами, вместо этого я вздыхаю и начинаю рассказ. С той самой минуты, когда я даже толком не поняла, что уже ловила чувства, уже была с ним в флайсе, и до той самой, когда я оказалась в черном безумии, живущем только ненавистью и чужой болью. Торн слушает внимательно, не перебивает. Когда я на миг замолкаю, наливает в стакан воды и протягивает мне, а после снова обнимает.

Я договариваю – про то, что знаю про смерть драконов, про то, что это чудовище хотело их убить.

– Мне показалось, что драконы были всего лишь ловушкой. Что он хотел добраться до тебя.

Не просто хотел. Добрался.

Я этого не произношу, но уже от самой этой мысли – мороз по коже. Не только по коже, я до сих пор помню обвивающую позвоночник змею ненависти, от которой покрыться инеем изнутри можно быстрее, чем если глубоко вдохнуть во время Ледяной волны. Поэтому я просто говорю:

– Ты его выбил из сознания драконов. Я это почувствовала. Он окончательно взбесился, он ненавидит тебя, Торн. Почему-то он тебя ненавидит.

– Для ненависти не нужен повод. Некоторым. – Торн сейчас смотрел в одну точку, а морщина между бровями обозначилась сильнее.

– Нет, он… думал именно про тебя. Причем когда он думал про тебя… – Я поежилась и вздохнула. – Торн, что такое нейросеть?

Он перевел взгляд на меня, и морщина удивительным образом разгладилась.

– В древности пустынные шаманы вливали себе кровь драконов, чтобы перенять их черты. Их возможности. Их силу. В тот момент, когда все остальные люди жили под землей, шаманы вышли на поверхность, в пещеры, и драконы пришли к ним. Первых людей драконы признали достойными, чтобы отдать им свою кровь и частицу своего пламени. Ни одно из первых вливаний не было насильственным.

Теперь настала моя очередь слушать, и я слушала в точности так же, как раньше он. Молча. Не перебивая. Не задавая вопросов.

– Разумеется, кровь драконы отдавали не всем. И то, что поначалу было добровольным сотрудничеством, потом превратилось в охоту и попытки всеми силами завладеть пламенем, способным обратить человека в зверя. Поначалу это даже не считалось зазорным – до тех пор, пока драконы не начали мстить. Если приходили забрать кровь и убивали одного из них, они нападали на селение вновь обретшего силу. В нашей истории много такого, о чем предпочитают не рассказывать. Особенно людям. Особенно сейчас. Тем не менее именно в те времена стало понятно, что драконы обладают единым сознанием, каким-то образом их память за счет общего поля пламени была как своеобразная база данных. Они по всему миру узнавали убийц своих сородичей. И если те оказывались в пустоши…

Торн недоговорил, явно давая понять, что ничего хорошего их не ждало.

– Впоследствии это стало распространяться в том числе и на их наследников, и на их внуков, из поколения в поколение. Сейчас это уже научно доказанный факт: единая память драконов. Это не то же самое, что ментальная связь в паре, когда дракон и драконица чувствуют друг друга на расстоянии, ближе всего это действительно к базе данных, к некоему информаторию, откуда в любой момент можно выдернуть ненависть и любовь, убийство дракона или его спасение.