Обрести себя

— Скажите, почему нет моего имени в списках прошедших на второй тур? Ведь я выполнила все, что от меня требовали.

— Почему нет в списках? — Парень сощурился, будто соринка ему в глаз попала. — Потому что ты кривлялась как обезьяна.

Вторая половина фразы обрушилась на Анкину голову как гром среди ясного дня. Окончательно она очнулась, только придя к Тудосу. Она ревела всю ночь и до смерти напугала бывшего сторожа кинотеатра «Одеон» и его жену. Они успокаивали ее, отпаивали чаем с ромашкой, давали валерьянку. Уснула она только на рассвете, всхлипывая во сне. Проснувшись, Анка объявила, что, если даже ее выгонят, она никуда не уйдет от них, пока не устроится на работу. Она готова стать уборщицей, дворником, кем угодно, только не возвращаться домой.

— Неужто так плохо в вашей деревне? — удивилась жена Тудоса.

— Вы даже представления не имеете, как там мучаются люди! — воскликнула Анка в страстном порыве во что бы то ни стало остаться в городе.

Услыхав, что речь идет опять о деревне, Тудос, дремавший на солнышке, забормотал под нос:

— А рожь-то, наверно, давно поспела.

И солнечные лучи, которые щекотали его опухшие ноги, казались ему стеблями спелой ржи, покачивающимися на ветру.

Спустя недели две Арион Караман получил от младшей дочери письмо. Она подробно описала свой провал на экзаменах и то, как Тудос помог ей устроиться кондуктором в троллейбусный парк. Теперь она целыми днями ничего не делает, а только катается в троллейбусе, работа легче легкого и очень ей по душе. Конечно, все было немножко иначе, чем она написала родителям. Анка просто не хотела их расстраивать и пугать. Она надеялась выклянчить у них немного денег, так как до получки еще далеко, а она уже задолжала Тудосу.

И все-таки работа в троллейбусе ей и вправду нравилась. Всегда на людях, любопытно к ним приглядываться, слушать их разговоры. Все это вызывало праздничную приподнятость. Труднее было в часы пик, когда пассажиры зажимали ее куда-нибудь в уголочек. В это время она не успевала отсчитывать сдачу, отрывать билеты, и часть людей проезжала бесплатно. Но трудности она переносила стойко, не жаловалась даже Тудосу.

* * *

Осень наступала лету на пятки, посыпая дорожки желтыми листьями, гоня по воздуху пушок одуванчиков и торопя пернатых на теплый юг. Чем длиннее становились ночи, тем беспокойнее спал Арион. Эта прекрасная дама с полной кошелкой даров была ему знакома, он отлично знал ее коварную натуру. Вроде она к тебе ласкова, освещает ярким солнышком свои дары, стелет перед тобой серебро паутины, а глядь, однажды соберет тайно тучи, переменит ветер и как начнет гвоздить дождем, зарядит на неделю, а то и больше, расквасит землю так, что нельзя ступить ни в сад, ни в огород. Овощи и фрукты гниют прямо на глазах, а ты сидишь, бессильный что-нибудь предпринять. Такое случалось на веку Ариона не раз, так что его не обманешь. Еще барометры показывают хорошую погоду, еще не ноет нога у деда Мерикэ, пострадавшего в первую мировую войну, а Караман, как лунатик, вскакивает по ночам, подходит к окну и прислушивается к ночным шорохам. Мадалина ворчит на него, он же оправдывается:

— Показалось, что ветер поднимается.

— И что, если поднимается? Остановишь ты его, что ли?

— Груши еще не собраны.

Через несколько дней та же история — Арион среди ночи бежит к окну.

— Что с тобой, человече, почему не спишь?

— Почудилось, дождь начался.

— На тот год просись на другую работу, надоела такая жизнь. Ни поспишь, ни поешь вовремя.

— Молчи, а то блоху проглотишь.

— Он еще смеется.

— Что мне остается делать, если ты мелешь, как испорченная мельница?

Арион зачастил к воротам Монако, начал через забор переговоры с Холерой.

— Михаил дома?

— Нету.

— А где он?

— В больнице.

— В какой? Может, за ним машину послать?

— Не знаю.

— Давно ушел?

— Как только рассвело.

— Когда вернется?

— Когда ноги принесут.

Вся деревня знала, что Михаил занимается мелкой коммерцией. Словно издеваясь над всеми, он велел старухе никого не пускать во двор. А в это время в его сарае трудилась целая артель стариков, которые делали веники, кошелки, циновки и другие вещи, имевшие спрос на рынке. Сбывал товар Михаил. Он разъезжал на такси. Милиция наведывалась к нему несколько раз, но вскоре оставила его в покое — он добыл какие-то документы, что старики приходятся ему родней и он держит их из милости. Ариону надоело кланяться жулику и тунеядцу, и на одном из заседаний правления он поставил вопрос ребром. Действия Монако вывели его из себя, и он грозился отказаться от бригадирства. Порешили отнять у Михаила участок земли. Мало у кого в селе был такой виноградник, как у него. Гроздья свисали с поднятых на шпалеры кустов, как откормленные поросята.

В одно осеннее утро несколько комсомольцев, погрузив в кузов машины кадки и ящики, поехали убирать участок Монако. Вызвались на это дело сами комсомольцы, так как по селу разнесся слух, что у Холеры где-то запрятана не то винтовка, не то даже пулемет, и каждого, кто прикоснется к ее винограднику, она грозится прикончить. Ребята ехали в машине, переговариваясь: