– А теперь ты расскажешь, как начал создавать скульптуры? Ну, когда находился в тюрьме. Мне бы хотелось побольше услышать о твоей творческой стороне.
Я вспомнил тот первый день, когда вошел в тюремный класс, и в груди потеплело. Какой-то парень учил нас искусству. Начальник тюрьмы и государство надеялись, черт возьми, что это поможет нам справиться со злостью.
Элли подвинулась в моих объятиях и оперлась подбородком на кулак, лежащий у меня на груди. В глазах ее отразилось волнение и предвкушение. Я собирался рассказать ей о своем искусстве. Наконец-то я смог заговорить об этом. Я уже давно не видел у Элли подобного взгляда. Когда я был для нее просто Эльпидио, она всегда на меня так смотрела. Но теперь девушка узнала, что я Аксель, и большую часть времени казалась обеспокоенной или, хуже того, грустила.
– Ты и правда хочешь знать всю эту скукоту? – спросил я.
Элли кивнула.
– Когда речь идет о твоих скульптурах, это вовсе не скучно. Для меня всегда самое интересное – узнать, как творец начинал свой путь. И нашел искру, давшую волю его страсти.
– Ну ладно, – шутливо произнес я, будто бы разговаривал с ненормальной.
Рассмеявшись, Элли ткнула меня локтем.
– Знаю, что я чокнутая, но все равно хочу знать.
Она потянулась свободной рукой к моей ладони, небрежно лежавшей на животе. И переплела свои пальцы с моими. Когда я взглянул на нее, Элли широко улыбнулась.
– Как я начал… – проговорил я и, сделав глубокий вдох, принялся рассказывать. – Меня только что ранили ножом, и я лежал в лазарете, приходя в себя. – Вспомнив об этом, я покачал головой. – Черт, казалось, я провел там целую вечность. Толпы охранников и психологов приходили днем и ночью, пытаясь заставить меня говорить, выдать прежнюю банду, но я молчал. Первое правило выживания в подобном месте – держать чертов рот на замке. Так я и сделал. Я ни с кем не разговаривал, все время оставаясь наедине со своими мыслями. И когда я лежал так, будучи не в состоянии двигаться, в голову лезло всякое дерьмо. Ну, вроде того, что я сделал в своей жизни. Я вспоминал все ошибки, несколько верных поступков… и свою семью. То, как я поступил с теми троими, единственными, кому когда-либо было на меня не наплевать, невзирая ни на что. И чем больше я думал о своем прошлом, тем сильнее меня захлестывало чувство вины, начиная разрывать на части.
Как бы ободряя, Элли сжала мне руку. Я продолжил.
– Наверное, я не смог справиться с тем, что увидел чертов свет. Впервые в жизни мне пришлось лежать и думать. Когда постоянно двигаешься, очень легко не испытывать чувства вины за сделанный выбор. Ты постоянно куда-то спешишь, торгуешь дурью, ну, все как обычно.
При этих словах Элли криво усмехнулась. Она казалась мне чертовски совершенной. Положив голову на кулак, она открыто смотрела на меня, принимая все, что я говорил. Девушка походила на мечту, ставшую явью.
– Продолжай, – настаивала она, и я, подняв наши соединенные руки, поцеловал ее нежную кожу.
Глядя на ее пальцы, я продолжил:
– Чем больше я думал обо всем, что сделал, тем больше злился. По-настоящему, Элли. Я не мог совладать с воспоминаниями. Они вызывали у меня ночные кошмары, которые остались и по сей день. Чувство вины было невыносимо. Когда физически мне стало лучше, одна из медсестер, которая очень хорошо ко мне относилась, спросила меня о татуировках. Она интересовалась, кто их придумал, и я сказал ей, что сам.
Элли пробежалась взглядом по моим татуировкам, а потом посмотрела мне прямо в глаза.
– Ты сам все это придумал?
Я кивнул, и Элли изумленно открыла рот.
– Они такие красивые, замысловатые.
Я почувствовал, как от ее похвалы вспыхнули щеки.
– И те, что на Остине, по большей части придумал я.
Элли покачала головой и улыбнулась.
– Значит, ты умеешь рисовать?
Я снова пожал плечами, и Элли, наклонившись, поцеловала меня в губы, а потом прошептала:
– Ты изумляешь меня. Каждый день я нахожу в тебе что-то новое.
Отстранившись, она снова заняла свое место, положив голову на сжатый кулак. Темные волосы, теперь перекинутые набок, спадали на плечо. Это был он. Тот самый образ. Элли в самом лучшем своем виде.
– Аксель, ты сказал, что медсестра говорила с тобой о татуировках?
Вернувшись в настоящий момент, я проговорил:
– Да… э-э… верно. Медсестра узнала, что я умею рисовать. Она рассказала врачам, психиатру, и они тут же записали меня на занятия по искусству. Сначала я разозлился. Я изучал экономику, и у меня получалось. Ост этим гордился, поэтому мне не хотелось ее бросать. Но с самого первого дня в этом классе что-то внутри меня просто щелкнуло. – Я уставился на висящие на стене инструменты. – Всю свою жизнь я был слишком занят продажей наркотиков и работой на банду, и даже не пытался выяснить, в чем могу преуспеть. Проведя десять секунд в этой комнате, я понял, что нашел свое занятие.
– Удивительно… – вздохнула Элли. – Скрытое благословение.