Обретая себя (СИ)

Капля магического дымчатого турмалина имела до того мелкий замок, что даже мне с моими тонкими пальцами было трудно его зацепить. От какого-то запоздалого волнения пальцы почему-то стали жесткими, и я выронила драгоценность на пол. Вертлявая подвеска докатилась до начищенной туфли профессора.

— Похоже намечается семейный ужин? — с улыбкой спросил Далл, не успев нагнуться, так как я практически бросилась ему в ноги. Уверена, что потом я отрефлексирую, что делать этого не стоило вовсе. Спешно подняла запутавшуюся цепочку и мысленно застонала.

— Давай, а то сейчас порвешь. — протянул он руку, а второй вытащил белый платок из внутреннего кармана пиджака. Это поразило меня настолько, что я безропотно отдала кулон, следя как магистр педантично протирает «прыгучее» украшение.

— По вашим словам, мне вообще не стоит брать в руки ценные предметы. — вспомнила как-то кинутую им фразу в мой адрес. На что дэрн хмыкнул.

— Что уж тут скрывать, ты криворука.

— Спасибо. — возмущенный тон мне было не скрыть.

— И талантлива. — добавил он, опять цепляя какую-то странную струну неловкости этим свои колдовским взглядом и похвалой. — Идете в «Лиса и Льва»? — сам съехал со странного момента профессор.

Светских мероприятий я избегала, а на такие обеды-ужины приходилось ходить.

Он знал подоплеку моих отношений с родителями и посмеивался над крайней степенью юношеского максимализма, коим я сверкала, как начищенный флорин. По его словам, в мои годы он вел себя также, только в разы хуже.

Я сморщилась, представляя очередную пытку в отвратной ресторации.

— Опять не поем, зато услажу желание матери. — огладила я дымчатый шелк-подарок и повернулась к зеркалу. Посмотрела в вытянутое отражение, перекинула тяжелые пряди на одно плечо. Украдкой посмотрела на профессора. За мной отразилась крепкая мужская фигура в строгом темно-графитовом костюме-тройке. Широкие плечи и рост подчеркнули хрупкость, стоящей перед ним девушки. Я не считала себя какой-то экстра-класса красавицей, но, когда делала укладку и выбирала наряды «от матушки», всегда получала комплименты. Если бы Далл не был Даллом, то можно было бы сказать, что мы «красивая пара», как любила говорить Ливана, наблюдая как я таскаюсь за ним с документами. Единый, что за мысль вообще влезла в голову!?

Легким движением он положил каплю мне на грудь. И я поняла, что это было ошибкой: невинная помощь стала вдруг выглядеть как очень интимный жест. И это осознание вынудило смутиться от собственного решения.

Я кинула взгляд из-под ресниц. Картинка притягивала взгляд: светлые волосы, волевой подбородок с ухоженной кроткой бородой, как сейчас модно носить в столице. Крупные черты лица, про таких говорят «породистое», а еще эти бесы в глазах свели не одно поколение неискушенных, слабых на сильных мужчин девушек. Хорош, черт. Но для своей дьяволицы. И это не я. Не после того, что случилось…

Как это водится внешность обманчива. Коэн Далл был ярким тому примером, как красавец-мужчина может оказаться форменным мерзавцем.

И вопреки моим опасениям профессор не позволил себе ничего лишнего, немыслимым образом распутал и застегнул хитрый, да еще и мелкий, замок, и наши глаза вновь встретились в зеркале. Мои карие, практически желтые, и его серые, как грозовые осенние тучи над Эртой. Хотя, мне казалось, обычно они у него светлее. Только сейчас поняла, что внимательно разглядела его глаза.

— Красивая… побрякушка. — добавил он и отошел, сев на краешек стола и раскрыл первую папку. Прозвучало так, точно речь шла и вовсе не об украшении. Пекло!

Сережки вдевала со смешанными чувствами. Хорошо, что это крайний год. Последнее время Далл кидает на меня странные взгляды. И бесится, словно дикая виверна из-за всякой ерунды. Один раз, когда он был сильно не в духе, а я провалила заказ у Ревенсона, то на его хамство ляпнула, что ему нужно завести любовницу, потому что у него гормональный сбой! Как. Он. Орал. Надо было слышать. Потом я поняла, что была права. Ну не может столько дней подряд человек лаять без причины. Он выгнал меня, а потом через день прислал записку, чтобы приходила разбирать контрольные второгодок. А через пару недель, когда относила ему отчеты, увидела женскую заколку в уборной. Похоже он тогда внял моему совету. И до этого времени, честно говоря, мне не приходила мысль о том, что человек, который подвел меня к точке невозврата, знает обо мне факты, которых родная мать не знает. И это можно было назвать даже близким общением, хоть и официально обусловленным. А потом он раскаялся. Противоречивая история. Кто бы мог подумать.