Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Как только я услышу правильное название, я буду знать, что именно это кафе должен поддержать.

Я достаточно раз видел, как мой отец дурачит людей, чтобы сразу понять, что этот тип занимается тем же. Так как вся информация была только у него одного в голове, он мог сказать «нет, это не то», и никто никогда не смог бы доказать, что он врет. Но я решил немного поиграть в эту игру. Посмотрим, как оно пойдет.

– А вы записали название, чтобы подтвердить свои слова?

– Господь велел мне этого не делать, потому что вера не требует доказательств, а если я напишу имя, то Диавол может узнать и использовать его.

– И откроет христианское кафе.

– Да.

– И что, часто он так делает?

– Дьявол рядится в наши одежды.

– А что, если я скажу вам, что Господь сказал мне, что он не сообщил вам правильное название, а сообщил его мне?

– Это не был Господь.

– Почему же?

– Потому что Господь сказал мне, что это был не он.

– Вот прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

– Но ведь то, что я слышу от Бога, так же важно, как и то, что вы слышите, разве не так?

– Нет, не так.

– Но почему?

– Потому что Господь рассказал мне первым.

Его логика загнала меня в тупик. Я сел в автобус и поехал домой, решив бросить эту затею.

Все следующие длинные и полные одиночества месяцы меня поддерживали только письма, а позже и телефонные разговоры с Кати. Но когда отец увидел телефонные счета, то пришел в ярость, даже несмотря на то, что я всегда давал матери деньги для их оплаты.

Но не деньги были камнем преткновения, дело было в том, что я звонил кому-то без его разрешения. Он потребовал, чтобы я прекратил делать это.

Я отказался. В конце концов, я уже учился в колледже, зарабатывал деньги, и никто и ничто не могло заставить меня отказаться от разговоров с Кати.

Взбешенный моим неповиновением, отец ударил меня кулаком по лицу с такой силой, что мои очки отлетели в противоположный конец комнаты, а правый боковой резец, который находился рядом с уже поврежденным зубом, треснул. (Позднее трещина пойдет вдоль всего зуба, часть его выпадет, и я буду ходить с уродливым пеньком долгие годы, потому что не мог себе позволить поход к стоматологу.)

ВСЕ СЛЕДУЮЩИЕ ДЛИННЫЕ И ПОЛНЫЕ ОДИНОЧЕСТВА МЕСЯЦЫ МЕНЯ ПОДДЕРЖИВАЛИ ТОЛЬКО ПИСЬМА, А ПОЗЖЕ И ТЕЛЕФОННЫЕ РАЗГОВОРЫ С КАТИ.

Я прошел по комнате, чтобы поднять свои погнутые сломанные очки. Я не кричал на отца, а оставался на удивление спокойным. В душе царил холод. Обернувшись, я тихо, но отчетливо сказал ему:

– Я хочу, чтобы ты понял. Если ты хоть еще раз меня ударишь, я тебя убью.

Это не была угроза, это не было злостью. Это была сухая констатация факта, и отец видел эту решимость в моих глазах.

– Не смей так разговаривать со мной! Я твой отец!

– Может, да, а может, и нет, ты же сам мне об этом говорил. Но я повторяю опять: ударишь меня еще раз, я тебя убью.

– Ты не посмеешь.

– Ну так проверь, давай, – сказал я, чувствуя, как каждое мое слово источает злость, идущую из глубины души. – Может быть, я не убью тебя сразу. Может, я подожду, пока ты не заснешь или не отключишься после пьянки. Ты спишь в трех метрах от двери в мою комнату.

Мне не составит труда положить подушку тебе на лицо, а потом сказать, что ты захлебнулся в собственной блевотине. Это может произойти сегодня, завтра или через неделю. И плевать мне на тюрьму. Я все равно убью тебя.

Я верил в то, что говорил, в каждый произнесенный мной звук.

И он знал это.

– Ну, давай, бей, – сказал я, подставляя лицо. – Попробуй!

Отец отпрянул, рыча и матерясь от ярости, разбрасывая вещи по всей комнате.

Но он не ударил меня, он, мать его, не посмел это сделать.

Тогда он ударил меня в последний раз.

В других обстоятельствах я мог бы уйти из дома и уж как-нибудь заработал бы себе и на жизнь, и на учебу, но в течение долгих лет я был единственным препятствием между отцом и сестрами и в какой-то степени и матерью тоже. Я брал на себя что мог, когда он впадал в ярость или был пьян. Теперь он не трогал меня, но все так же приходил каждую ночь домой пьяным, чтобы унижать, избивать и издеваться над остальными.

Если бы я ушел, то под удар попали бы сестры, а рано или поздно дело бы дошло и до физического насилия.

Я не мог этого допустить. Так что я остался.

К концу семестра отец объявил нам, что мы переезжаем в Техас, где начинали работу несколько компаний по производству пластиковых изделий, которым могли понадобиться опытные работники. В Иллинойсе меня ничего не держало, и, едва ли не первый раз в жизни, я ничего не имел против переезда.

Наша квартира на Уэст-Спринг-Вэлли-роуд в Ричардсоне находилась на самой границе города: надо было всего лишь перейти улицу, чтобы оказаться в Далласе, и сделать пару шагов назад, чтобы снова вернуться в Ричардсон.