Обретение надежды

Вересов писал о новом варианте операции на надпочечниках у больных далеко зашедшим раком молочной железы. Изучению же изначальной операции, связанной с выключением органов, продуцирующих эстрогены, была посвящена докторская диссертация Белозерова. Николай Александрович с группой своих сотрудников доказал, что работа Белозерова ничего не вносит в науку, что она бесперспективна, потому что вызывает кортикостероидную недостаточность, требует пожизненной заместительной терапии кортизоном.

Если бы Белозеров уже защитился, Вересов, что называется, и горя не знал бы: мало ли пустопорожних диссертаций пылится в архивах и на полках фундаментальных библиотек. Но беда была в том, что Федор Владимирович только готовился к защите, а статья Николая Александровича резала его под корень основательнее любого, самого придирчивого официального оппонента.

Вересов знал, что совесть его чиста, — Федор сам виноват, что все так получилось. И все-таки терять друга было обидно и несправедливо, и это вносило в его душу сумятицу и разлад, которые лишь усиливали мысли об аспирантке Ниночке Минаевой.

2

Он потерял Белозерова и нашел Минаеву; так уж устроено в жизни: что-то теряешь, что-то находишь… Закон сохранения — чего? То-то и беда, что ничего не сохраняется, и тот, кто уходит, уходит навсегда, и его место в сердце остается пустым. Потерял старого друга, нашел молодую женщину. Очень молодую и очень красивую: не зря все в институте, даже больные, называют ее не Ниной Тимофеевной, как и положено называть серьезного врача, а Ниночкой. Как девчонку. Что общего у этой девчонки с Федором Белозеровым, с которым вместе не фунт — пуд соли съедено, зубы повыкрошились, как можно говорить о них: потерял — нашел… Федор — это детство с пионерскими кострами и комсомольскими субботниками, это зубрежка и муштра в Военно-медицинской академии, первые раненые на финской войне и горькая дорога от Минска до Москвы под немецкими бомбами… Это вся твоя жизнь с ее радостями и тревогами, ошибками и надеждами. А Ниночка?.. Большие, чуть раскосые, подтянутые к вискам глаза, зеленые, как первая трава на согретых солнцем лесных пригорках. Длинные, как у жеребенка, ноги с тонкими лодыжками. Хрипловатый, словно надтреснутый голос. Розовая кофточка, кокетливо просвечивающая сквозь накрахмаленный халат. Обыкновенная девчонка. Почему же тогда при одном воспоминании о ней, об этом мягком розовом свете обмирает сердце?.. Нет, конечно, никто и никогда не заменит тебе Белозерова, но если бы Ниночка была здесь… Если бы она была здесь, живая, теплая, с грудным глуховатым голосом, с неуловимым запахом свежести и чистоты, наверно, не было бы так пусто и тоскливо, и не разъедала бы душу ржа тягостных размышлений о Федоре, об Ольге, и все обрело бы утраченный смысл: музыка, коньяк, россыпь ночных огней, шумная бестолочь разговоров…

Он знал: достаточно снять трубку, только снять телефонную трубку, и она прилетит первым же самолетом — сложно ли аспирантке придумать повод несколько дней не появляться в институте!.. Библиотека, обработка материалов… Найти гостиницу где-нибудь на окраине, где никто не будет надоедать визитами вежливости, вновь почувствовать себя, хоть ненадолго, молодым и счастливым, как там, в Гомеле, когда ты понял, что любишь, и испугался этого. И он протягивал руку к телефону и отдергивал, словно аппарат был под напряжением, и дело тут было не в жене, и не в дочерях, и не в боязни огласки, а в чем-то ином, что он сам себе еще не мог объяснить.

Вересов был равнодушен к женщинам, даже для собственной жены у него не хватало времени и для дочерей, которых он, случалось, не видел неделями. Девчонки еще спали, когда он уезжал на работу, и уже спали, когда возвращался, и только по воскресеньям Николай Александрович мог побродить с ними по лесу или сходить на озеро, да и то не всегда, потому что на воскресенья откладывались гранки статей, диссертации, присланные на отзыв, свежие номера журналов, учебник английского языка… А иногда звонил телефон, и приходилось все бросать и спешить в институт, потому что рак не знает ни выходных, ни восьмичасового рабочего дня. Лишь Ольга не спала, когда бы он не уезжал и когда бы не возвращался, хотя доставалось ей за день и с девчонками, и с хозяйством, и у себя в институте, — она ждала его, и они вместе ужинали или завтракали на кухне, стараясь не греметь посудой, и уже от жены Николай Александрович узнавал, что Наташка опять напроказничала в школе, а Таня сдала сессию на одни пятерки и, похоже, собирается замуж.

Семейная жизнь сложилась у Вересова счастливо. Правда, и у них с Ольгой случались размолвки, но оба не придавали им значения. Характер у жены был ровный и спокойный, врач-педиатр, она лучше, чем кто-либо другой, видела, как круто ему порой приходится, сама мучилась и переживала вместе с ним, и Николай Александрович дорожил этим пониманием, постоянной готовностью жить его радостями и бедами, ничего не требуя взамен.