Обретение Родины

— Войну против советского народа ведет не венгерский народ, а его угнетатели, товарищ генерал-полковник. Венгерский крестьянин мечтает не о землях Украины, а о своей венгерской земле. А что касается венгерского рабочего, то он хорошо понимает все происходящее в мире и ждет вас как своих.

Генерал-полковник предложил Фалушу папиросу и дал прикурить.

— Жаль, что венгерский рабочий только ждет, — сказал он.

Фалуш судорожно сжал зубами длинный мундштук и глубоко затянулся. Почему-то понизив голос, словно боясь, что его могут подслушать, он говорил о подпольном коммунистическом движении, о мученической смерти Ференца Рожи [41]и Золтана Шёнхерца [42]. Повлажневшие глаза Фалуша горели огнем. Он вскочил, не в силах усидеть месте. Наконец голос его дрогнул, и, опустив голову, он замолк.

Трудно было целиком передать по-русски то, что было сказано Фалушем, но Балинт старался перевести каждое слово Сами факты были генералу известны. Да и вообще он неплохо знал положение дел в Венгрии, кое-что, пожалуй, лучше Фалуша. Он прекрасно понимал, что, изверившись в победе Гитлера, венгерские буржуазные партии и группировки стремились в данный момент не к завоеванию свободы для венгерского народа, а всего лишь к смене хозяев. Им теперь хотелось бы видеть на месте гитлеровской Германии Англию или Америку. К иному стремились коммунисты.

Генералу не была известна во всех подробностях героическая и самоотверженная борьба небольших ячеек венгерских коммунистов, зато он хорошо разбирался в том, что собой представляют венгерские политические партии. Именно поэтому воодушевление Фалуша тронуло его.

Генерал понимал, что, не совсем правильно оценивая венгерскую обстановку, Фалуш все же верно угадывает завтрашнее соотношение сил в стране. За его в чем-то наивными рассуждениями отчетливо ощущались растущие силы венгерского народа и воля к победе венгерских коммунистов.

Генерал-полковник задумался.

Все время, пока Балинт, избегая красивостей, монотонно переводил, правая рука генерала лежала на узком плече Фалуша. Потом, взяв его под руку, генерал-полковник помог пленному мадьяру подняться со стула и повел его в другой угол комнаты, к столу с горельефом. Здесь была изображена Венгрия от Карпат вплоть до австрийской и югославской границы.

Сначала Фалуш не понял, зачем показывает ему генерал эту рельефную карту. Меж тем генерал указывал пальцем путь, который предстояло пройти Красной Армии.

Когда Балинт перевел то, что он сказал, Фалуш передал генерал-полковнику драгоценный лоскуток материи с посланием венгерским коммунистам-эмигрантам.

Генерал-полковник взял в руки мелко исписанный лоскут и долго его рассматривал, хотя, разумеется, не понимал ни слова из того, что там было начертано. Потом вручил его обратно Фалушу.

— Послание предназначается не нам! — сказал он. — Пусть товарищ Фалуш лично передаст это по назначению. Завтра утром мы отправим товарища Фалуша в Москву. А теперь не буду вас больше задерживать. До свидания, товарищи.

3. «Бог, мадьяру счастья дай»

На окраине Стрыя высились угрюмые кирпичные корпуса, насквозь пропитанные застарелым запахом кислой капусты, табака и пота. Точную копию таких строений можно было увидеть и в Будапеште, и в Праге, и в Граце, и Вене. Во времена Франца-Иосифа тут помещал казарма, при польских панах жили монахи.

В годы фашистской оккупации в этих кирпичных корпусах гнездились полк СС и отряд гестапо, и мрачное это здание наводило страх и ужас на всю округу. А летом 1944 года в уродливом, угрюмом сооружении, терпеливо и равнодушно переносившем смену эпох и властей, за решетчатыми окнами жили военнопленные мадьяры — три тысячи рядовых гонведов и двести пятьдесят с лишним офицеров.

За июль — август в плен попало множество венгров. Значительную часть их удалось эвакуировать в тыловые районы, в приволжские, уральские, кавказские лагеря. А те, кого сейчас можно было увидеть в мрачных корпусах стрыйских казарм, находились здесь вовсе не в наказание, а в знак оказанного им авансом доверия.

Жили военнопленные в этом лагере в отличных условиях, регулярно сполна получая полагавшийся им паек.

В трехэтажном каменном особняке, там, где во времена Франца-Иосифа был расквартирован штаб полка, теперь размещены были пленные офицеры. Для них читались ежедневные двух-трехчасовые лекции на венгерском языке.

Хотя посещение лекций обязательным не считалось, все офицеры ходили на них — одни от скуки, другие любопытства ради, а кое-кто даже из корыстных соображений. Так по крайней мере обстояло дело вначале. Смуглолицая энергичная женщина-лектор, в очках, с грубым мужским голосом далеко не без труда сумела возбудить в своих слушателях интерес к таким проблемам, о которых большинство пленных офицеров до тех пор не имело ни малейшего понятия.

Лектор Юлия Сабо ходила в военной форме — защитного цвета юбка и гимнастерка, сапоги. Многим гонведным офицерам такой ее наряд был крайне не по вкусу.

— Комедия!.. На фронте еще понятно… Хотя и там…

— Но здесь?

— Безвкусица!..