Обретение Родины

Рядовой состав, три тысячи пленных гонведов, решил тот же самый вопрос куда быстрее. Узнав о румынских событиях, они тут же единогласно решили просить Советское правительство дать им оружие и возможность немедленно выступить против оккупирующих Венгрию немецко-фашистских войск. Никто из них и понятия не имел, что точь-в-точь такое же решение после короткого пребывания в плену приняли венгерские военнопленные, которые самыми первыми сдались советским войскам. Нынешние три тысячи пленных мадьяр все как один воображали, что именно они являются застрельщиками освободительной войны.

Видя, с каким жаром просят гонведы оружия, с каким настроением ждут они, когда им дадут наконец это оружие и пошлют в бой, Шебештьен с улыбкой сказал:

— Вам, ребята, придется для этого еще подучиться!

— Чего там учиться? Оружие мы знаем, владеть им умеем!

— Про это мне известно. Но для победы необходимо не только оружие.

Выступая с докладом, Шебештьен строго придерживался правил, которым его учили: говорил суховато, но обшепонятно. Лицо его при этом слегка бледнело.

Совсем иначе беседовал он с гонведами по вечерам, когда, обходя после ужина казармы, то и дело присаживался то к одним, то к другим и заводил с ними короткий разговор.

Гонведов чрезвычайно удивило сообщение Шебештьена, что не они первые среди мадьяр обращаются к Советскому правительству с просьбой дать им в руки оружие…

Шебештьен рассказывал о начальном периоде пребывания в лагерях первых венгерских пленных. То время оживало в его рассказах, как некая давняя истории, а герои возникшего тогда движения казались почти легендарными.

Выступив с докладом перед трехтысячной массой гонведов на казарменном плацу, Шебештьен снискал всеобщее уважение.

— Да, здорово подвешен язык у этого парня!

— Знает свое дело! Ни дать ни взять поп или учитель: кроет и кроет как по-писаному.

А после разговоров по душам и дружеских бесед с небольшими группами пленных Даниэла попросту полюбили.

Говоря с гонведами о Матэ Залке, рассказывая все, что слышал о нем от Тулипана, Шебештьен и сам чувствовал неодолимое желание как можно скорее взяться за оружие. А вспоминая Йожефа Тота и самого Тулипана, едва сдерживал волнение.

* * *

Собравшись в просторном зале, где во времена Франца-Иосифа было офицерское казино, пленные офицеры решили обратиться с личным письмом к командующему стоявшей в Карпатах 1-й гонведной армией, кавалеру ордена Витязей генерал-полковнику Беле Миклошу-Дальноки Составить текст письма собрание поручило майору Анталу Сентимреи, капитану Михаю Дьенеи и лейтенанту Кальману Надю.

Три дня трудились они над этим посланием. Вводная часть меморандума информировала командующего 1 й гонведной армией, что немцы войну проиграли. Затем говорилось о тех последствиях, которые обрушатся на Венгрию, если она и дальше останется союзником и сателлитом Гитлера. Обрисовав положение и мрачные перспективы, авторы меморандума предлагали Беле Миклошу рвать с немцами и повернуть свою армию против фактически оккупировавших Венгрию гитлеровских войск. Далее сообщалось, что в случае, если генерал-полковник предпримет рекомендуемый ему шаг, советские вооруженные силы придут на помощь венгерским гонведам в деле освобождения Венгрии так же, как они помогли освобождающим свою родину румынам.

Когда меморандум был готов, офицеры собрались вторично. Майор Антал Сентимреи огласил адресованное Беле Миклошу послание, а капитан Дьенеи выступил с короткой речью, в которой призывал всех пленных офицеров поставить под текстом свое имя.

За чтением последовали горячие и долгие споры.

В целом предложение генерал-полковнику Миклошу перейти со своей армией на сторону антигитлеровской коалиции ни у кого протеста не вызвало. Но общий тон и некоторые отдельные фразы письма встретили возражения.

По мнению старшего лейтенанта Гоффера, меморандум был составлен недостаточно учтиво. Капитан Шимончик доказывал, что требование пленных офицеров сформулировано чересчур категорично и не оставляет для генерал-полковника возможности самому решить вопрос, каким образом приступить к освобождению Венгрии. Лейтенант Тибор Сабо видел недостаток меморандума в том, что офицеры не отразили в нем своей готовности «отдать, как он выразился, — жизнь и кровь» борьбе против немецких оккупантов. А лейтенант Рожа резко обрушился на ту точку зрения, будто вопрос о времени и способе перехода армии Миклоша на сторону антигитлеровской коалиции следует предоставить решать самому генерал-полковнику. Он считал, что меморандум недостаточно конкретно предписывает генералу план его действий.

Спор длился больше шести часов подряд. Наконец пришли к единодушному решению всем подписать меморандум в том самом виде, в каком его изложила избранная тройка, и отослать Беле Миклошу. От голосования воздержались только двое — подполковник и лейтенант, причем они нисколько не протестовали против отправки меморандума по адресу, а просто-напросто не были склонны его подписывать. На вопрос Дьенеи о причине подполковник откровенно признался, что боится за свою семью.