Обретение Родины

— Итак, господа генералы, если позволите, я продолжу информационный доклад его высокопревосходительства. Господин генерал-полковник уже сообщил вам, что вечером шестнадцатого октября в ставке нашего штаба в Хусте была получена телеграмма от Хейнрица. Немецкий генерал-полковник вторично за этот день настоятельно требовал, чтобы господин генерал-полковник Миклош немедленно явился к нему в Собранц. Телеграмму Хейнрица вручил его высокопревосходительству лично полковник Йолшваи, платный агент гестапо.

— Получал ежемесячно от Гиммлера тысячу марок, — вновь вставил от себя Бела Миклош.

— Если господину генерал-полковнику было об этом известно, что же мешало ему арестовать этого человека?

— Не имел возможности. Жена Йолшваи — ближайшая подружка Миклоша Хорти, младшего сына господина правителя.

— Гм…

На секунду Кери как бы потерял власть над собой и сделал такое движение, словно намеревался ткнуть Миклоша в бок. Но уже в следующее мгновенье лицо его было опять спокойно, он даже улыбался.

— Словом, приказ Хейнрица передал господину генерал-полковнику один из венгерских агентов гестапо. Когда господин командующий вызвал меня к себе, мне уже было известно, что высланная Хейнрицем в Хуст танковая колонна находится от нас не далее шестидесяти пяти — семидесяти километров. Для обороны Хуста имелся всего один гонведный батальон да несколько зенитных батарей. Сила перед сотней танков противника крайне ничтожная, даже если гонведы не отказались бы повиноваться приказу господина генерал-полковника. Не говоря уже о том, что последнее тоже было достаточно проблематично: ведь командир батальона — шваб, а его адъютант — нилашист. Я разыскал Йолшваи, сказав ему, что через полчаса мы выедем в немецкую ставку и захватим его с собой. Он принял мое сообщение с показным безразличием. Затем я отдал распоряжение немедленно подать к зданию штаба пять легковых и две грузовые машины и точно обусловил порядок их следования: впереди пойдут две легковые, за ними два грузовика, сзади снова три легковые. В первую машину мы уложили наличную кассу командования. Сейф с четырьмя миллионами пенгё, после того как мы с Йолшваи их пересчитали, был опечатан.

— Кассу поручаем тебе! — сказал я. — Доверить ее никому другому не можем.

Относительно того, почему мы увозим с собой все наличные деньги, Йолшваи ни единым словом не выразил удивления. Поручение же принял с охотой. Он сел в головную машину, рядом поместился еще один интендант — капитан. Во вторую машину я уложил два больших чемодана его высокопревосходительства, оба из свиной кожи, украшенные его серебряной монограммой. Набив их предварительно всякими устаревшими и малозначащими документами, я попросил Йолшваи:

— Присмотри за ними! Тут антикварные вещи…

Этот негодяй был так счастлив, что не сумел этого скрыть хотя бы внешне. Теперь, позабыв недавнюю зевоту, он что-то весело напевал себе под нос и довольно потирал руки. Оба грузовика мы наполнили всевозможной кладью — мебелью, коврами, ящиками с вином. Йолшваи пришлось по вкусу и это! В трех замыкающих колонну легковых машинах разместились все остальные: в первой его высокопревосходительство, подполковник Чукаши и я, во второй наш общий багаж, в третьей шесть самых надежных моих людей. По просьбе Йолшваи в машину к нам сел и его адъютант, старший лейтенант граф Хеллебранд. Негодяй, видимо, все-таки нас подозревал, хотя с трудом мог себе представить, по какой причине, если мы действительно решились бежать, везти армейскую кассу было поручено ему. Именно касса-то нас и спасла, это моя великолепная идея!.. Итак, наша автоколонна тронулась в направлении Берегова. А на полдороге, примерно в районе Надьсёлёша, три задние легковые машины свернули с береговского шоссе на проселочную дорогу и помчались к северу. Разумеется, с притушенными фарами. Что до Йолшваи, охранявшего сейф с четырьмя миллионами пенгё, то он ровным счетом ничего не заметил и продолжал мчаться в сторону Берегова. По всей вероятности, его потом прихлопнули как нашего сообщника.

— А что произошло с его адъютантом? Как, бишь, его…

— Его звали граф Хеллебранд, — сказал Кери. — Когда мы свернули с шоссе, его уже с нами не было. По дороге… гм… с ним произошел несчастный случай. Дальнейший путь проходил уже не столь драматично. Вскоре после полуночи мы обогнули Мукачево, а на рассвете, несмотря на то, что кое-где приходилось делать крюк, уже находились в Карпатах, в непосредственной близости от линий фронта. Там мы проинспектировали штабы двух полков. Его высокопревосходительство роздал пятидесяти офицерам награды. Одному командиру полка, про которого я знал, что он настроен пронемецки, нами было дано указание ничего не предпринимать до получения приказа из Будапешта. Зато другого полкового командира, некоего полковника Чабаи, два сына которого находятся в русском плену, я посвятил в наши планы, откровенно сообщив ему, что мы намерены перейти через линию фронта, чтобы обсудить с русскими способы выполнения соглашения о перемирии…

— Через месяц твои сыновья вернутся домой, — сказал я полковнику Чабаи.