Обретение Родины

Из слов Тулипана, вернее, по его тону Пастор почему-то заключил, что усатый капитан недолюбливает майора Балинта. Это его покоробило. Он успел привязаться к обоим — и к Балинту, и к Тулипану.

«Как же так? — с невольным удивлением подумал он. — Разве не все коммунисты любят и уважают друг друга?»

Тулипан умел читать мысли собеседника.

— Ты у меня смотри! — шутливо обратился он к Пастору. — Посмей только забить в свою дурную башку, будто я злюсь на Балинта! Не злюсь я на него, а завидую, вот что! Завидую тому, что вот он, чернильная душа, находится сейчас там, на передовой, а я, старый вояка, вынужден торчать тут, в глубоком тылу, и собирать грибы да ягоды. А вообще — Балинт — молодчина и мой закадычный друг! Ты знаешь, что он от вас заразился тифом? Самым настоящим сыпняком. Долго провалялся, но из беды все же выкарабкался и вроде бы снова на фронте.

Вечером, перед самым отбоем, Тулипан снова наведался к гонведам. Не обмолвившись ни словом о том, зачем вдруг явился в такое неурочное время, он прошелся из конца в конец по узкому проходу между двумя рядами коек, распорядился еще раз перед сном основательно проветрить помещение и оставить на ночь открытыми пару окон. Затем пожелал всем спокойной ночи и ушел.

— Сдается мне, он хотел нам кое-что сказать, притом весьма интересное, — после его ухода заявил Ковач. — Да к сожалению, должно быть, передумал.

На следующее утро против своего обыкновения Тулипан при раздаче завтраков не присутствовал, а пришел только в полдень, когда четверо гонведов уже отправились с бачками за обедом. Явился он в сопровождении майора Балинта.

* * *

Прежнего Балинта не сразу узнали даже те, кто на протяжении двух недель ежедневно сталкивался с ним на его лекциях в давыдовской церкви.

Майор сильно изменился: осунулся, побледнел, круги под глазами. А когда он снял фуражку, чтобы стереть со лба пот, всем сразу бросилось в глаза, что волосы его, венком обвивавшие лысую голову, заметно поседели. Но настроение у него было отличное. Он радостно смеялся, похлопывая по плечу старых давыдовских знакомых, и пожимал им руки.

Первым Балинт узнал Пастора, назвал его по имени. Запомнился ему также Мартон Ковач, но, когда тот подошел, майор его узнал не сразу:

— Гляди-ка, до чего располнел! — сказал он смеясь.

С Шебештьеном он молча обменялся рукопожатием.

Дудаша, который начал было напоминать, кто он и откуда, Балинт прервал на полуслове. Его обращение к бывшему батраку показало, что майор его не забыл.

— Ну, друг, — сказал он Дудашу, — скоро мы сломаем палку твоего милостивого герцога.

— Мы слыхали, — заметил Дудаш, — что господин майор тяжко болел, но господь сохранил его для нас.

Балинт ничего на это не ответил, только еще раз пожал ему руку.

— Итак, гонведы, — произнес он, когда все собрались в столовой вокруг него, — я привез вам хорошие новости. Скоро узнаете. А пока приятного аппетита.

Увидав неожиданно появившегося в их бараке Балинта, почти все военпопленные-давыдовцы невольно принялись высчитывать, сколько же времени отделяет их от того момента, когда они впервые увидели лысого майора в Давыдовке.

— Неужели всего-навсего семь месяцев? — воскликнул Пастор.

Капитан Тулипан отдал распоряжение, чтобы в этот день двадцать два гонведа не уходили на послеобеденные лесные работы.

— Когда отправятся остальные, все вы явитесь на лагерный стадион. Товарищ Балинт и я будем вас там ждать.

В Давыдовке, в непосредственной близости к фронту, майор Балинт разговаривал с пленными совсем не по-фронтовому. Пускался в объяснения, убеждал, даже иногда упрашивал. Но сейчас, в глубоком тылу, речь его звучала коротко и решительно.

Он стоял в углу стадиона, на груде шлака. Тулипан и пленные расположились на траве.

— Ребята! — начал Балинт. — Прямо, без всяких предисловий сообщаю вам привезенную мной весть. Скоро вы получите возможность сражаться за венгерский народ. Пленные гонведы многих лагерей, в том числе и вашего — правда, вы это сделали в последнюю очередь, — просили дать им оружие, чтобы бороться против гитлеровцев и предателей родины, венгерских господ.

Майор Балинт говорил громко, но с расстановкой, как бы отделяя каждое слово. Мадьяры, знакомые с его красноречием по Давыдовке, слушая его несколько суховатую речь, испытывали нечто вроде разочарования. Когда Мартой Ковач поделился этим своим впечатлением с капитаном Тулипаном, тот рассмеялся:

— Есть вещи, которые в словесных завитушках не нуждаются.

— Пленные венгры писали в своих письмах, — после короткой паузы продолжал Балинт, — что они не хуже чехов и румын. А чехи уже сражаются с оружием в руках против Гитлера, против предателей своей родины, за свою свободу и независимость. Румыны пока еще этого не добились, но и они стоят на правильном пути: образовали Румынский национальный комитет, которому предстоит организовать вооруженные силы, чтобы бороться против Гитлера и румынских помещиков. Поляки уже давно воюют, и превосходно воюют. Даже часть военнопленных немцев начала организовываться для борьбы против Гитлера.