Обретение (СИ)

Воробьева Елена Юрьевна Обретение

Я внезапно проснулся от птичьего гвалта. В углах спальни еще ночевал сумрак, но за окном уже природа пробуждалась навстречу солнцу. Я изучил свою комнату до последней трещинки на потолке – за три года старый особняк на окраине столицы стал мне родным домом. Сквозь выцветшие занавески было видно, как за окном встревоженным осиным роем мечется стайка воробьев. Эти птицы издавна жили под самой крышей, и можно было сбиться со счета души стольких поколений обитателей дома проводили они в небеса. Ежась от утреннего холода, тонкими струйками текущего по полу, приник к оконному стеклу. В пожухлых ивах копошился и гневно чирикал основной состав защитников родового гнезда, а прямо за окном, как бабочки-переростки, порхали лесные синицы, уворачиваясь от острых клювов их передового полка. Сегодня холод выгнал к жилью из лесов хитрых желтобрюхих захватчиков. Завтра-послезавтра увижу острые клинья журавлей и уток, спешащих на юг. Духи лесов засыпают. Я жду гостей. От них, увы, не защитят воробьи-психопомы, сопровождающие мертвых в небо...

Я жду живых.

Когда был маленький, то убегал от нянек и вместе с детишками слуг встречал нищих, стучавшихся в ворота отцовского поместья, незатейливой дразнилкой: «Только дом из камыша, больше нету ни шиша!» Эту же песенку бормотал в такт шагам носильщиков, везущих меня к месту нового обитания. Главное – сундучок с личными вещами рядом, и это означает, что здесь все, что мне нужно.

Я жаждал свободы. Я мечтал о ней.

Я ее получил.

1. Квартал Ворон

Старый особняк называли «Домом в камышах». Когда-то, пару сотен лет назад, здесь действительно росли камыши по берегу живописного озера: сохранились даже мостик и остатки павильона «любования лотосами» – вполне узнаваемые руины. Сейчас же все густо заросло крапивой и лютиками, озеро ушло дальше, в лес, а лотосов в округе не сыщешь днем с огнем. Я, конечно, пытался искать их в чаще – из спортивного интереса – обошел всю западную округу, занятую могучими деревьями, следуя по дорожкам, проложенным местными жителями к водоему, на берегах которого они добывали глину. Нашел лишь морщинистые стволы деревьев, подпиравших яркое мартовское небо. С ветвей, окутанных молодой листвой, свешивались юные вьюны с резными листьями. Сам лес был светлый, без густого подлеска. Разве что кружевные папоротники мягко пружинили под ногами, если сойти с протоптанных троп. Так что даже чащей его назвать было сложно. Так и жил: без лотосов и чащи, без родных, без слуг, без забот.

Эти дни я наслаждался обретенной свободой. Как и обещал сам себе когда-то: вставал, когда высыпался, читал фривольные «Записки из чайного домика» (с картинками), не мыл посуду и не стирал носков. И уж, конечно, не женился... хотя временами хотелось с кем-нибудь поболтать. Через неделю лес и озеро потеряли свою новизну. Свобода начинала все ощутимей пованивать, и пришлось отдаться несвободе. Носки были брошены в тазик с мыльной водой, посуда замочена в садовом ручье, полузасохший кусочек еще домашнего сыра доеден, скудное денежное содержание пересчитано... Я отправился за покупками. Это был первый самостоятельный выход в полный чудес и волнующих приключений мир, населенный людьми. Не то чтобы я не встречал их ранее – время от времени на лесных тропинках мне попадался гончар, толкающий тачку с глиной или бродячий торговец, – но они смотрели на меня с подозрением и неприязнью, да и я не стремился к более близкому знакомству.

Первое приключение поджидало за калиткой крепкого забора, опоясывающего «Дом»: утоптанная сотнями ног дорога стрелой пронзала квартал, спеша поскорее влиться в улицу, ведущую к центру Бахара, сердцу империи. Время здесь заблудилось еще в эпоху императрицы Ксуеман и никак не могло разрушить сонные узы, сковавшие дальнюю окраину столицы. Высокие ограждения скрывали старинные дома из дикого камня, окруженные зеленью садов. Их островерхие черепичные крыши были украшены посеревшими от времени деревянными головами духов-покровителей, окна запирались массивными ставнями, способными пережить не одну осаду. Какие-то дома обветшали, какие-то были заботливо обустроены. Почти ко всем примыкали мастерские или торговые лавки, люди в них работали степенно, без шума и суеты, которая так оживляет столицу. Квартал выглядел одновременно грозно и жалко, как отставной вояка, утративший силы, но не смиривший гордость.