Обретение (СИ)

От тельца ощутимо тянуло бездонно-синим, с красными кляксами на дне. Не нужно упрекать меня в противоречивости суждений – высказывание нелепо, ибо истинно. Именно синюю бездонность пустоты видел я в глазах чумазого кусачего ребенка, именно на дне ее ворочались кровожадные красные кляксы. Не знаю, как иначе передать словами то, что видел и что это было вообще, но виновник котовой смерти был узнан.

Я надел остро пахнущие новой кожей перчатки, осторожно раскрутил проволоку, обмотанную вокруг шеи, опустил трупик в свой единственный мешок, с которым вчера ходил за едой. Выкопал под яблоней ямку, положил мешок, подумав, кинул туда же перчатки... жаль их было, они у меня тоже единственные. Но носить их после того, как касался тела мертвого животного, я бы уже не смог.

Так в моем саду появилась безымянная могила, а я долго размышлял о природе бездонной синевы и хищной жизни красных капель, но так ничего и не понял. Пришлось даже перечитать «Поучения» Учителя Мина.

Не помогло.

Удушающим нотациям я мог внимать только на свежем воздухе, поэтому в текст погрузился лишь когда удобно устроился на старых мостках.

– Хи-хи-хи... – за моей спиной стоял сухонький старичок в вылинявшей хламиде непонятного цвета, – вьюнош тянется к знаниям? Так отрадно сие созерцать...

Его лицо покрывали глубокие морщины, спину согнули годы, тощий пучок волос растрепался, головной убор сидел криво... но взгляд выцветших глаз из под густых седых ресниц был необычайно цепок. Почти через всю щеку тянулись ряды татуировок. Мелькали, перекрывая друг друга, перья и флейты, кандалы и связки монет... венчала летопись нелегкого жизненного пути мандала алхимика. Переходя из клана в клан, старик не минул ни одной из Шести семей в поисках истинного призвания.

– Вы как проникли сюда?

– Ох, простите... – забормотал он, пряча глаза. – Разрешите представиться, я Энохорт Мунх. Здесь растет такая травка... очень нужная мне травка. Но я не знал, что хозяева вернулись: тут все так заброшено, и я не знал... Через заднюю калитку, она рассохлась немного...

– Да полно Вам, – было забавно видеть его смущение, – собирайте свою травку, я дозволяю.

– А вот, кстати, добрый господин, – он непринужденно присел рядом со мной, – почему Вы увлеклись каноном Учителя Мина? В Вашем возрасте нужно читать любовную лирику или романы о странствующих воинах. «Вышла луна, озарила кругом облака, так и краса моей милой сияет, ярка»... – продекламировал он дребезжащим голосом, взмахивая прожженными в нескольких местах широкими рукавами, как летучая мышь крыльями.

Старичок казался весьма забавным.

– Откуда Вы... Ах да! – имя автора крупными буквами было начертано на солидном переплете. – Мне нужны ответы на кое-какие вопросы.

– Юноша ищет ответы у Учителя Мина? Учитель Мин способен остудить даже самую пылкую душу! – он почти налетал на меня, потрясывая седыми вихрами. – Он не поэт! Не философ! Не ученый! Это... это... Да он просто крючкотвор!

Я не выдержал и расхохотался – настолько искренним показалось мне возмущение алхимика:

– Конечно крючкотвор, уважаемый Мунх! Он ведь из рода Иса, как, впрочем, и я. Это наш собственный личный мудрец, мне положено впитывать его мысли с молоком матери.

– Ну, сытости его мысли Вам не добавят... – нахохлился старичок и с кряхтением поднялся на ноги. – Простите за навязчивость, добрый господин. Я сейчас добуду свою травку и больше не буду беспокоить Вас своим присутствием. Я старый человек. Я глупый человек. Я до сих пор не понял канон Учителя Мина.

Он какое-то время нырял в высокую траву, напоминая юркую птицу, деловито склевывающую жуков, что-то бормотал под нос и складывал в бумажный пакет корешки. Но вскоре за ним со скрипом закрылась калитка, и я вновь остался наедине со своими вопросами.

Быть может, от злоупотребления жирными колбасками, но через неделю-полторы в моей голове начали возникать необычные мысли. А может быть, рыбный соус был не настолько свеж, как клялась чудесная бакалейщица Шая... Первые пятнадцать лет своей жизни я провел в удаленном от шума столичных улиц обширном поместье отца – оно было обнесено высоким забором, посторонние на территорию не допускались. Все было гармонично устроено и безупречно ясно. Выпущенный в самостоятельное плаванье после ссоры с родителем, я оказался один на один с миром, раскинувшимся за стенами родового гнезда... и он оказался весьма странен. Я ходил по центральной улице квартала как по лезвию ножа и не решался бросить даже взгляд в темные окна домов – боялся того, что скрывают они. Не мог понять, существует ли то, что вижу, на самом деле... или я погружаюсь в безумие.

Старуха Дэйю, древняя, как бронтозавр, казалась мне порой юной крутобедрой апсарой, живущей в благословенные времена императрицы Ксуеман. Вечерами она сидела на крыльце своего маленького, но очень аккуратного домика, почти затертого массивными соседями, и плела сны, стягивая в них серые нити с окрестных жилищ.